Деревня - страница 12

стр.



  У нас на улице была одна такая семья, так у них, сколько не спросишь, то сами пожар начнут, то молния с небес ударит да сарай сожжет, не жилось им спокойно в общем. И остальным жить спокойно они тоже не давали. Мне с их детьми родные играть запрещали, мать моя говорила с ними не водится, чтобы дурного не набрался или в историю какую не ввязался. Но я все равно гулял с ними временами, не то чтобы дружил, просто заглядывал к ним изредка, к счастью или, может быть, к худу, как я теперь неразумно подумал, в этом случае обошлось без ценного опыта. Я только очень уж запомнил один случай почему-то, как они веселились однажды с другими детьми. Старшенький их сын взял тогда колесо, вернее, его обод, и внутрь палку просадив, водил его по улице затем, прокручивая обод палкой по внутреннему его краю и заставляя таким образом вертеться, - такую вот придумал забаву. По внешности были это вечно худые оборванцы, нередко босоногие, замызганные и лохматые, сродни Гекельберри Финну, но конечно, в другое время и место.



  Зажиточные семьи живут за высокими заборами. У таких не участок, а сундук, что очень показательно выходит: чем лучше ты добро свое хранишь и распоряжаешься им, тем больше, значится, его и наживаешь. По высоте забора определяется вместимость сундука: там, где тин или ограда низкая, - там, стало быть, и котомка, а где такие оборванцы живут, как выше описано, где забора совсем нету, - там, стало быть, и деньги сквозь пальцы утекают, как из перевернутой подковы или дырявого кармана, на водку или прочее спиртное. Случаются заборы двухметровые, в полтора человеческих роста, за такими семьи живут богатые, но нередко негостеприимные. Ну, оно и понятно: они свое стерегут, оттого такими богатыми и делаются и злыми заодно, подозрительными. И не заглянешь даже внутрь к таким семьям без приглашения, хотя физически возможно, конечно, на забор подтянуться или даже перелезть на ту его сторону, но только запретно это и по закону мирскому и по вопросу нравственному. А дерзнешь, - пеняй тогда на себя!



  Деревенский товарищ мой Максим происходил как раз из такой вот зажиточной семьи. Прямо напротив нашего дома стоял их - Буцанов - дом, красивый, как писанка, и стилизованный под старину, будто баринский, честное слово. В таком доме могли бы, к примеру, Карамазовы жить Достоевского, сладострастники известные и охочие до сытной жизни люди. Я у них бывал и не раз - сам Максим и приглашал - хотя родные мои меня и уговаривали к ним не ходить и не напрашиваться даже на приглашение. Что сказать, передний двор у них был даже, может быть, и поменьше нашего простором, потому как весь целиком заставлен был добром. У них и гараж имелся и техника всякая-разная. И сарай был тоже расписной, который вторым этажом своим - головой значится - из-за забора выглядывал и, помниться, все меня к себе зазывал. Хотелось мне, понимаете, на него забраться постоянно. Я как на наш забирался, по железной такой лестнице приставной, которая еще весь путь наверх дрожала, не иначе как от моих трясущихся поджилок, так и зарекся больше туда лазить. А-а нет... Время прошло, страх падения поутих, и захотелось мне еще раз вылезти, только уже не на наш сарай, где только сено да доски скрипят и дыры в полу, люками заделанные, а мышей нету, пускай и воняет ими, ну или скрывались грызуны в тот раз, не знаю... А захотелось мне вылезти непременно чтоб на их сарай, который через улицу да двор на меня хвалясь всей красотой своей, расписной, глядел. Смотри, мол, какой я красивый, желто-синий, и не забраться тебе на меня, говорит, во век! Правду говорил, я так и не забрался. Должно быть, поэтому именно так хорошо его и помню, а еще помню собаку лютую, сторожевую, которая у них на цепи во дворе сидела, ее Леди величали, была овчаркой. Каждый раз, когда я в ее поле зрения попадал или вообще кто чужой, эта злюка тут же лаять начинала с остервенением, роняя пену. Она была чем-то похожа на их хозяйку, огромную и важную такую тетку с грубым командирским голосом, будто жена полковника иного или даже целого генерала. Она как-то раз мне спасибо так со злостью прошипела за то, видимо, что их Максим со мною больно уж сдружился и ее слушаться перестал. Первое же, что, зайдя внутрь к ним с улицы, ты видел, был, конечно же, колодец. Он у них был с насосом, оборудован по-современному, но с налетом старины в виде все той же росписи и общего вида. Заметно было, впрочем, что насос этот у них сравнительно недавнее приобретение, а раньше они пользовались, как и мы ведрами.