Дерево с глубокими корнями: корейская литература - страница 10

— Такие страсти средь бела дня… Извращенцы!

Пошел второй день. Впереди только бесконечные горы и долины. Все застыло в мертвом оцепенении: ни дуновения ветерка.

Хотя спутники капитана поддерживали его с обеих сторон, идти он не мог и лишь бессильно висел у них на плечах. На поле боя его серьезно ранили в ногу. К счастью, артерии и нервы не были задеты. Капитан сразу наложил жгут и остановил кровотечение. Он и еще двое солдат чудом спаслись, прорвавшись через окружение северян. Но сегодня с утра рана начала гноиться, нога полностью онемела и перестала слушаться. Пришла одна беда — жди другой.

Путь им предстоял нелегкий: они брели наугад, на юг, к своим. Капитан Чжу знал, что главное для раненого — дойти до цели. Она придает сил и помогает преодолеть все тяготы пути.

Как-то один рядовой во время боя был ранен в живот. Оторвав от одежды лоскуты ткани, он сделал стягивающую повязку, приостановил кровотечение и заковылял к позициям своих. Где-то через полчаса он, несмотря на тяжелейшую рану, наконец нашел их и тут же рухнул на землю без чувств. Он смог дойти только потому, что знал: ему нужно идти в ту сторону и во что бы то ни стало добраться до своих.

Но у них такой спасительной цели не было: они брели наугад. И все же капитан так и не решился сказать помогавшим ему лейтенанту Хёну и рядовому Киму, чтобы те оставили его здесь, в горах, а сами поспешили на юг. Остаться одному значило обречь себя на верную смерть.

Поэтому, когда рядовой подставил капитану спину, тот молча на нее взобрался. Рядовому было всего восемнадцать лет. Он был из обычной крестьянской семьи, а потому неплохо справлялся со своей ношей, и так они прошли довольно далеко.

Наконец, рядовой устал, и пришла очередь лейтенанта сменить его. В мирное время и лейтенант Хён, и капитан были студентами, но, когда разразилась война, они ушли добровольцами на фронт.

Перед тем как посадить себе на спину капитана, лейтенант украдкой взглянул на пистолет, висевший у того на ремне. Скитаясь по горам, трое солдат давно уже бросили в пути рюкзаки, каски, кители и даже винтовки. Пистолет капитана — единственное оставшееся у них оружие.

Капитан догадался, что значит этот взгляд; он знал наверняка, о чем думает его подчиненный. Теперь, когда капитан не может передвигаться самостоятельно, он стал всего лишь тяжким бесполезным грузом для своих спутников, которым приходится нести его попеременно. Но они не могут бросить старшего по званию в горах. Вот лейтенант и ждет, когда же начальник сам догадается пустить в ход пистолет.

Капитан притворился, будто не понял этого многозначительного взгляда. Но перед тем как взобраться на спину лейтенанта, снял тяжелые армейские штаны и сапоги, чтобы тому было хоть немного легче. Лейтенант шел со своей ношей не так быстро, как рядовой Ким, но все же был крупнее и сильнее капитана, сидящего у него на спине, а потому они мало-помалу продвигались вперед.

Уже второй день они питались только корнями и листьями съедобных растений и утоляли жажду родниковой водой, если удавалось ее найти.

Стояло начало лета, и под лучами палящего солнца идти было нелегко. Особенно тяжко приходилось тому, кто нес на себе капитана: соленый пот струился по лицу, попадая в рот и застилая глаза. Но утереть его нельзя — руки заняты, и ничего не оставалось делать, кроме как идти вперед, моргая и тяжело отдуваясь. Но вот шаги становились все короче, несущий едва переставлял ноги от усталости, и тогда его сменял товарищ. Рубашки на капитане и его спутниках промокли от пота. Прижиматься грудью к чужой взмыленной спине было неприятно, но это ощущение напоминало капитану о том, что он еще жив.

Лейтенант Хён, снова сменив рядового Кима, взял капитана на спину. Он шел, и пот лил с него градом, как вдруг перед глазами предстала уже знакомая ему картина. Этот сон он видел три ночи назад, но тогда его неожиданно разбудили звуки вражеского марша.

…На желтоватом небе стояло в зените знойное солнце. Под опаленным небом простиралась бесплодная земля — выжженная, пожелтевшая, — и на горизонте они сливались. Лейтенант стоял один, обливаясь потом, посреди этой пустоши. Клубы пыли не оседали на желтую землю, а окутывали его ноги в закатанных по колено штанах.