Держава (том третий) - страница 9
– Останови-ка, братец, – велел Филиппову и громко поинтересовался, глядя на серые шинели. – Дети мои, неужели станете в народ стрелять, коли командиры прикажут…
Те мрачно молчали и лишь один, с нашивками, буркнул сидящему на козлах Филиппову:
– Трогай подобру-поздорову… А то неровён час – по шее схлопочешь, несмотря на свой важный вид.
«Эти будут стрелять, – покрылся испариной, несмотря на мороз, Гапон. – Будут, будут, – с ужасом твердил он. – Но отменить шествие невозможно… Ведь потом во всём обвинят меня, – застонал от охватившей его безысходности. Надо остановить кровопролитие… Но как? Пусть этим займутся другие. Интеллигенты, например», – велел ехать на квартиру к Максиму Горькому, адрес коего дал ему Муев.
– Нет, поезжай лучше в Нарвский отдел, – передумал он: «Пошлю оттуда кого-нибудь к писателю».
Посланец Гапона рабочий Кузин на квартире Горького не застал.
Открывшая ему дверь молодая красивая женщина: «Горничная, наверное, или поварёшка, – определил её жизненный статус пролетарий, не слишком ласково направила его в редакцию газеты «Сын Отечества». – Да, а чё мне? Деньгами батька снабдил, катайся на ямщиках, – рассуждал он, попутно надумав посидеть в трактире. – Так, самую малость. На три мерзавчика водки с мороза. Горький, – понеслись его мысли в заданном направлении, – в честь водки кличку взял или от горькой житухи? – морщил в раздумьях лоб. – А поварёшка-то – вон какая у него… Сладкая…».
В редакции застал целую толпу «антиллехентов». Писателя узнал по портрету в газете и выложил ему просьбу священника – предотвратить ожидаемое кровопролитие.
– Ибо солдат в город нагнали видимо-невидимо.
– Это мы и так видим, без отца Гапона, – с плохо скрываемой иронией произнёс господин в очках и бородке. – Ещё бы немного, и вы нас не застали. Приглашаем вместе с нами посетить министра внутренних дел Святополк-Мирского. Потребуем убрать войска с улиц города, чтоб дать возможность рабочим поговорить с царём.
– Да нет императора в Петербурге, – перебил господина Максим Горький. – В Царском Селе от террористов с семьёй прячется.
– Говорят, его здорово напугали на Крещенье, – хмыкнул ещё один интеллигентного вида господин.
Целая вереница саней и пролёток направилась к дому министра.
В точь такая же поварёшка, по мнению рабочего, как и у Горького, объяснила прибывшей депутации, что его превосходительство отсутствует.
– Врёт прислуга, – кипел праведным гневом господин в бородке и очках. – Не желает с нами встречаться. А поехали, господа, к председателю Комитета министров Витте, – предложил он.
Сергей Юльевич делегацию принял и даже распорядился подать чай с печеньями.
– Погрейтесь с дороги, – делая добродушный вид, угощал прибывших, узнав по портретам почётного академика Арсентьева, писателей Анненского и Горького: «Остальные мне совершенно неизвестны. Особенно вон тот, в смазных сапогах и косоворотке, что громко прихлёбывает чай и лихо поедает печенье», – с трудом скрыл усмешку.
Вспомнив, что он послан отцом Гапоном – не чаи распивать, Кузин с набитым ртом пробубнил:
– Эта! Отче просил, дабы избегнуть великого несчастья, посоветовать государю – принять рабочих и выслушать их требования, – вытер ладонью мокрые губы.
Витте, глядя на прибывшую делегацию, отрицательно покачал головой.
– Господа общественники, я этого дела совсем не знаю и потому вмешиваться в него не могу. Им занимаются другие люди, вплоть до великого князя Владимира Александровича. Так что увольте, – расставил в стороны руки. – Рад бы помочь, да не в моей компетенции вопрос…
Обескураженная делегация, поздним вечером возвращаясь в редакцию, недовольно обсуждала прошедшую аудиенцию.
– Как же так, – горячился член городской управы, присяжный поверенный Кедрин. – Завтра может пролиться кровь, а к председателю Комитета министров… как он сказал… это дело совсем не относится. Правильно мы ему ответили, что в такое время он приводит формальные доводы и уклоняется от исполнения прямых своих обязанностей по предотвращению кровопролития.
– Царь Берендей в пьесе Островского «Снегурочка» говорил своему премьер-министру Бермяте: «Поверхностность – порок в почётных людях, поставленных высоко над народом», – задумчиво произнёс литератор Анненский.