Державы верные сыны - страница 9
– Не есть ли это козни французов и Марии-Терезии?
Панин иронично улыбнулся.
– После того как австрийцы получили Галицию, их политика по отношению к государству Российскому содружественна. Впрочем, нами посланы в Париж и Вену конфиденты[10].
– Здравие графа Алексея Григорьевича Орлова, как я могу судить по его виду, поправилось. Не пора ли ему возвращаться в Ливорно?
– Смею думать, что давно пора. Его пребывание в России затянулось. Граф с декабря отсутствует в Архипелаге. А все мы ожидаем скорейшего прибытия в Архипелаг флотилии Грейга. Вы милостиво удовлетворили просьбу Орлова прислать эскадру взамен непригодных судов. Его план разрушить Салоники и Смирну, дабы затруднить поставку товаров Порте, вполне осуществим. Хотя граф, как свидетельствуют мои агенты, подвержен частым болезненным припадкам. И, быть может, его просьба об отставке обоснованна…
Императрица потемнела в лице, заподозрив царедворца в недобрых намерениях, и перебила с заметным акцентом:
– Орлофф незаменим! Чесменским сражением он прославил навек свое имя! Он нужен мне в Италии… И вы намекните ему, что я хочу видеть графа в служении России в этот пренеприятный для державы период… Вы сфободны, Никита Ифанович! Днем погофорим более оснофательно…
4
Половодье в этом году разгулялось с невиданной силой. Откуда-то с верховьев пришла мощная взломная вода, хлынула поверх зимнего панциря, с раскатистым гулом расколола лед сперва вдоль берегов, затем и на стремени, – и грянул на Дону ледоход, двинулись льдины на юг, к морю Азовскому.
Изрядно подтопило Черкасский городок, казачью столицу! Залило водой три раската, как именовали казаки бастионы, – Андреевский, Алексеевский и Донской. Улицы, ближние к Танькиному ерику, превратились в узкие каналы. Под воду ушли опорные сваи и подклетья куреней. А крайний из них – урядника Ильи Ремезова – с белыми ставнями и стенами, выкрашенными охрой, под камышовой крышей, казался дивным судном посреди водной глади. Устройством хата сия была точно такой же, как у всех местных жителей. Нижний этаж – омшаник, предназначенный для хозяйственных нужд, второй уровень – жилой. А между ними, как поясом, охвачен куренёк деревянной галереей, а точнее, по-казачьи – галдареей. Она – на подпорках, кое-где с перильцами. Можно просто посидеть, поболтать с соседом, а можно с двух сторон и чарками стукнуться! Таково заведение в Черкасске, – ставить жилища строем, плечом к плечу…
Урядник спозаранку сидел с боевой пикой в руках на углу своей галдареи и неотрывно смотрел на плетень, стояками и верхом выступающий из желто-мутноватой воды. Хоть и не молод был Илья Денисович, а глазами зорок, как чайка-хохотун, замечающая добычу в речной глуби. Дважды шибалась об ивовую изгородь здоровенная рыбина, дважды бросала фонтан брызг аж до окон второго этажа! Нутром чуял повидавший виды казак, что тут она, во дворе, – кружит, выход ищет на волю. И ежели высмотреть ее да метко пронзить острой пикой, то знатная бы ушица вышла. На всю улицу!
С тыльной стороны соседом Ремезовых был войсковой старшина Данила Гревцов. Курень его также наполовину был затоплен паводком, но и галдарея, и балкончик вдоль стен, балясник, свободно нависали над водой. У галдареи был привязан просмоленный челн. Ремезов имел плоскодонку. И теперь, поглядывая на бескрайнюю речную гладь, на свою плавучую станицу, размышлял Илья Денисович: а не махнуть ли на камышовое займище, в сторону Аксая? Должно, там и щуки и стерляди, и сома изобильно, – бревнами снуют по мелководью. Можно бить пикой и трезубой острогой…
Путовень серых туч трепал южак[11], пока не пробились столпами солнечные лучи. Яркий свет побежал по обдонскому холму, по могучим гололобым дубам и ожившим, выбросившим лимонные веточки ивам. А приречные вербы красовались уже своими серебряными сережками, сулящими долгое тепло. Во множестве пролетали над Доном стаи казарок, уток и лебедей, правя к дальним плесам. Манилось вольному люду отведать убоинки, да пост не позволял. До Пасхи еще далеко, почитай, три недели. Поздней она была на сей раз, под конец апреля. Хотя отнюдь не все из черкасцев отвергали скоромное с монашьей лютостью. Чем бог посылал, тем и обходились. Смалочку привычна черкасня к стерляжьей ушице и жаркому из сомятины, к икорке стерляжьей да щучьему холодцу. Вот и сидел пожилой донец, посасывая трубку, на галдареи собственного куреня и сторожил рыбу-дурищу, заплывшую в его двор.