Держите ножки крестиком, или Русские байки английского акушера - страница 5
Вот такой примерно диалог, который я не побоюсь назвать классическим, произошел между мной и Джессикой непосредственно перед рождением ее ребенка.
– Джессика, я должен заметить, что шейка вашей матки полностью раскрылась и голова ребеночка вот-вот покажется на свет.
– Очень мило с ее стороны, надеюсь, вы останетесь с нами до конца и проинформируете меня о том, что пора тужиться.
– Несомненно. Тем более что тужиться необходимо, как только вы почувствуете, что начинается схватка.
– ААААА!!!! (Схватка!) ААААА!!!!! Извините.
– Вам совершенно не стоит извиняться, это вполне нормально – так себя вести в родах.
– Извините, что информирую вас об этом, но боюсь, что я обкакалась.
– Очень хорошо. Мы позаботимся об этом, вам не о чем волноваться.
– Благодарю вас. Вы очень добры. Я не волнуюсь, просто обычно я делаю это без свидетелей.
– Не сомневаюсь.
– АААА!!!! (Схватка!) ААААА!!!! Извините.
– Наберите полную грудь воздуха и потужьтесь!
– !!!!!!!!!!!!!
– Отлично, голова уже родилась. Теперь нам надо родить плечики и туловище!
– Доктор, будьте откровенны со мной. Надеюсь, что волосы у малыша не рыжего цвета?
– Нет, мадам. Могу вас заверить.
– Очень хорошо. Не будете ли вы так добры усадить Джонатана на стул. Это не его обычный цвет лица…
Джонатан тем временем, с лицом белого цвета, неуклонно сползает по стенке на пол, его подхватывает акушерка.
– !!!!!!!!!! (Схватка!)
Родившегося мальчика подносят к Джессике. Ни тени эмоций на лице, кроме одной-единственной мелькнувшей слезы, пробежавшей по щеке так быстро, как будто бы ее и не было…
– Good afternoon, baby boy!
– Уааа-уаааааа!!!!!!
Самым интересным неожиданно оказался последний диалог, когда родили плаценту, зашили небольшой разрез на промежности, привели в чувство счастливого отца семейства и разлили шампанское по бокалам. Джессика все еще находится в родильном кресле с ногами на подставках и десятком подушек под головой.
– Посмотрите, Джес, вашего огромного живота больше нет!
– Blimey! I can see my cunt now, can I not?[6]
– You can indeed![7]
– Thanks for your help.
Да… Леди во всем, ну что тут скажешь…
Мысли вслух перед краш-кесаревым в четыре часа утра
Когда падает сердце,[8] мы все спешим на помощь к нему, к не рожденному еще человеку, который изо всех сил пытается появиться на свет. Такая уж наша работа – помочь ему выжить, даже если Богу угодно, чтобы сердце его остановилось еще в материнской утробе. Может, Бог хочет дать ему шанс? Сделать так, чтобы в момент, когда сердце его устало и больше не может биться, рядом оказались мы? Потому что он – наш… Но мы – не боги и делаем только то, что умеем.
Когда падает сердце – мы все знаем, что делать. Мы бежим по коридору, мы открываем дверь в операционную и зажигаем огни бестеневой лампы. Каждый из нас, от хирурга до санитара, пытается спасти ему жизнь. Потому что он – наш. Он такой же, как мы: веселый, хмурый, добрый, сердитый, обидчивый, капризный, храбрый и трусливый. Он способен любить, как мы, и прощать тем, кого любит, как мы.
Но это – в будущем. Если получится. Если хватит времени. А сейчас – сердце его упало в ноль. Но он этого не знает, он просто жил, слушал сердце матери, и его собственное сердце училось биться в такт с материнским, и душа его улыбалась.
Сегодня – жизнь или смерть. Секундомер запущен. И если он умрет, то, конечно, попадет в рай, где таким, как он, уже приготовлены крылья и маленький лук со стрелами. А если выживет – он станет таким же, как мы. Или лучше…
Гул голосов в операционной. Отрывистые команды. Яркий свет ламп и монотонный писк наркозного аппарата. Мы идем на помощь! Он наш! Мы подходим к нему со скальпелем, мы киваем анестезиологам. Можно начинать!
– Эй, ребенок! Если ты еще жив, пожалуйста, не умирай еще две минуты!
Разрез.
– Подожди еще одну минуту!
Апоневроз. Брюшная полость.
– Послушай-ка, здесь свет, свежий воздух и Мама!
Тридцать секунд.
Нижний сегмент матки. Извлечение. Пуповина.
Ноль секунд.
Реанимация.
Времени – нет.
– Ну кричи же, ты же можешь просто заорать, и все…
…Легкие расправляются. Словно хлопок запасного парашюта. Первый крик. Первая пощечина смерти. Жизнь в этот раз победила, потому что так было угодно Богу. И нам.