Десантники не сдаются - страница 16
– Ключ дай! Да не этот, а тот!
Увидев идущего от бани Бруевича, он озадаченно посмотрел на него.
– Ты куда?
– Машина на приколе?
– Встала! Упрямая, сволочь!
– Мне в Москву надо. – Голос у Бруевича был какой-то жестяной.
– Э, Леха, чего с тобой? Тебя что, Наташка укусила?
– Галустян, мой шеф, умер.
– Да иди ты! Как?!
– Мутно все это, – пробормотал Бруевич. – Я так и думал...
– О чем ты думал?
– Упаси господи, если я прав, Рома!
– Может, подождешь... Завтра поедем... Все равно ты уже ничем горю не поможешь.
В словах Ромы был какой-то резон. Вечером тащиться в Москву. Зачем? Успокаивать скорбящих родственников? Но Бруевич чувствовал, что так надо. Он еще не знал, почему, но был уверен, что оставаться здесь ему нельзя... Никак нельзя!
– Мне надо ехать, – твердо произнес он.
– Да подожди хоть полчаса, – попросил Рома. – Может еще починю мустанга. Живо до станции доскочим.
– Нет, надо ехать, – как заведенный повторил Бруевич.
Он прошел в дом. Натянул толстый вязаный свитер. Застегнул на молнию кожаную куртку с меховой подкладкой. Закинул на плечо ремень сумки.
Уже выходя за ворота, вспомнил, что забыл бритву с лезвиями, зубную щетку. Ну и черт с ними. Возвращаться – плохая примета... Хотя куда уже хуже...
Народу у остановки набралось много. Автобусы ходили раз в два часа, а желающих покататься на них за это время набиралось предостаточно. Щетинистые красномордые мужички с мозолистыми руками. Бабки с неизменными сумками на колесах, которые, судя по всему, всем бабкам раздают где-то централизованно, и ведром с огурцами. Размалеванные сверх всякой меры девицы, озабоченные и решительные, видимо, твердо решившие погулять в этот вечер на полную катушку. Бруевичу вдруг стало тоскливо. Тревожно защемило в груди. Он ощутил жуткое одиночество. А вокруг бесполезные люди совершают бесполезные броуновские движения, перетирая без всякой цели день за днем...
Через десять минут подкатил желтый «Пазик», заляпанный грязью и мокрым снегом.
– А ну наддай! – азартно и грубо орали пассажиры, втискивая свои тела в узкие двери.
Бруевичу ничего не оставалось, как тоже заняться этим видом спорта. Иначе придется больше часа топать до вокзала пешком.
Когда он протиснулся в салон, что-то заставило его глянуть в окно. Взгляд упал на желтую машину – кажется, «Рено», пристроившуюся в хвост автобусу. Для этих мест транспортное средство чересчур шикарное.
Из надсадного рева и жуткого скрежета механизмов напрашивался неутешительный вывод, что автобус вот-вот развалится, погребя под своими обломками пассажиров. Но он достаточно бодро катил по колдобинам и ямам, останавливаясь через каждые сто метров то на остановках, то по просьбам пассажиров. С горем пополам это антикварное чудо техники добралось до вокзальчика.
– Спишь, да? – Бруевича вывел из оцепенения толчок в спину.
Он спрыгнул со ступеней на асфальт, освобождая проход. Толпа из автобуса обтекла его и устремилась вперед к вокзалу. А он замер на месте.
Им продолжало владеть ощущение какой-то ирреальности происходящего. Дело даже не в том, что Галустян мертв – человек смертен, и внезапно смертен. Дело в том, что он не мог покончить жизнь самоубийством. А если это не самоубийство, то привычный мир, в котором нашел свой теплый уголок Бруевич, рушится на глазах. И реализуются самые потаенные кошмары. И получается, что за его жизнь теперь и ломаный грош – много.
Бруевич сдержался, чтобы не застонать. Подбросил сползающую сумку на плече. И согнувшись, направился вперед. В голове вертелись, как по кругу, мысли – сон, кошмар, не может быть, так и есть. Глаз непроизвольно скользил по асфальту, следуя изгибу пересекающих его трещин. В голову вдруг полезло, что эти трещины наверняка несут в себе скрытый смысл. В них язык взаимоотношений хаоса и гармонии. Конфликт залитого бетоном ровного и совершенного в своей завершенности пространства и сил разрушения, желающих нарушить порядок вещей... Стоп, оборвал он себя. Совсем не туда понесло. Так и до канатчиковой дачи недалеко.
Бруевич распрямился. Встряхнул головой. Обозвал себя психом... Мысленно приказал себе собраться... Впрочем, без особого успеха.