Десну перешли батальоны - страница 25

«Так поступают враги народной свободы и народной власти. Сосницкий уездный комитет и уездный комиссар оповещают всех граждан, что если подобные дела будут и дальше, то с такими людьми расправа будет по закону. У нас есть достаточно вооруженной силы, чтобы прекратить такие бесчинства, а виновных будем арестовывать и сажать в тюрьмы…»

В зале было тихо. Казалось, Варивода читает для себя одного. Никто ни одним звуком не реагировал на «уездную бумагу». И вдруг в напряженную тишину ворвался властный голос Надводнюка:

— Это ложь, граждане! — Он высоко поднял руку. — Ложь!

Зал сразу ожил. Все, как один, подняли головы, придвинулись ближе к столу. Кулаки тесным кольцом окружили Федора Тимофеевича и поглядывали на Надводнюка, удивляясь, когда он успел пробраться к столу. У окна, скрестив на груди руки, посмеивался Петр Варфоломеевич. Рыхлов что-то скороговоркой шептал на ухо Соболевскому, тот покашливал. Глафира Платоновна испуганно озиралась.

— Эту бумагу они сами написали. Из уезда такой бумаги не было! — крикнул Надводнюк. Вокруг него сразу же, еще даже не разобравшись в чем дело, собрались фронтовики.

— Ты чего языком треплешь? — гневно скосив глаза, заорал Писарчук.

— Давай сюда бумагу! Мы посмотрим!..

— Читай, кто грамотный!..

— Вот какие «собственники». Запугивают!

— Читай, читай! — требовал зал.

Крестьяне напирали на стол. Лица у них были мрачные и взволнованные. Варивода растерялся, поднял руку с листком. Писарчук выхватил его из рук писаря и вскочил на табурет.

— Граждане! Граждане! Вот бумага, смотрите! — он быстро вертел ее во все стороны. — Уездная!

— Ложь! — закричал еще громче Надводнюк. — Бумага не по форме, нет штампа и печати. Я хорошо видел. Писарь Варивода ее писал. Сами надиктовали…

— Дай сюда! — требовал Ананий.

— Мы все видим.

— К черту такую власть!..

— Довольно нашу кровь пить!

— Бумагу давай сюда!

— Тихо!

— Чего тихо?.. Бумагу проверим!..

Кричали зло, требовали бумагу. Кулаки под напором толпы отступили в угол. Писарчук запрятал бумагу за пазуху.

— Прячешь?

— Значит, врешь!

— Боишься показать — значит, сами написали!

— Запугать хотел?

— У самого закрома трещат…

— Шкуру свою спасаешь?

— Боже мой, боже! Папа, Владимир, что ж это такое? — заплакала Глафира Платоновна.

На табуретку вскочил Надводнюк.

— Граждане, видите, чем вас запугивают? Бумаги пишут сами. Разве такие людишки постоят за все общество? Вот в соседних селах такую власть переизбрали. Кулаки против народа. Такая власть нам не нужна!

— Переизбрать комитет! — выкрикнул Бояр.

— Правильно! Переизбрать!..

— Переизбрать!

— А о тюрьме забыли? — орал, побелев, Писарчук.

— Не пугай, не то…

— Сам когда-нибудь сядешь!

— Помнишь девятый сноп!

— Переизбрать!..

Сквозь толпу протиснулся Владимир Викторович.

— Прошу слова!

— Говорите!

— Нечего! Не надо-о… Офицер…

— Зять пана… Не надо!

— Одна рука…

— Сам пан!..

Рыхлов покраснел. Топнул.

— Слова прошу!

— Пусть говорит. Пусть говорит…

— Не надо-о!..

Владимир Викторович поднял руку и закричал:

— Граждане! Чья теперь у нас власть?.. Народная! Кто ее избирал?.. Мы избирали! Ее и надо слушать. А вы слушаете этих дезертиров, которые удрали с фронта, кинули на произвол родину, немцам Россию продали…

— Именно продали! — обрадованно подтвердили оттертые в угол кулаки.

— Опозорили Россию, жизнь разрушают. Голод приходит. Кто виноват? Они — эти дезертиры, которых ждет полевой суд.

— Владимир Викторович, зачем вы людей запугиваете?

Рыхлов осекся. Все обернулись к окну. Красный, взволнованный Бровченко выпрямился, рука на перевязи дрожала.

— Вы же сами удрали с фронта!

— А-а-а!.. — зашумел зал.

— Рыхлов пугает нас!

— Долой!

— Долой!.. Не давать слова!

— Не да-ва-ать!

Кровью налились глаза Рыхлова.

— Вы не офицер, а-а… дурак!

— Это вы — дурак! — крикнула Муся.

— Слезай с табурета!

Рыхлов было рванулся к окну, но ему преградили дорогу. Он повернулся и побежал к дверям.

— Хамы! — бросил он в дверях.

— A-а… Хамы?

— Тащи его сюда!

В дверях образовалась пробка. Владимир Викторович успел удрать. Склонившись на плечо отца, плакала Глафира Платоновна. Воспользовавшись суматохой, Писарчук что-то быстро зашептал Вариводе. Тот закивал.