Десять негритят - страница 31

– Поразительное существо – хороший слуга. Что бы ни случилось, он сохраняет поистине олимпийское спокойствие, – заметил Ломбард.

– Роджерс – первоклассный дворецкий, – согласился Армстронг, – этого у него не отнимешь.

– Да и его жена, – вставил Блор, – была отличной кухаркой. Судя по вчерашнему обеду...

Они вошли в первую спальню. Спустя пять минут троица уже стояла на лестничной площадке и смотрела друг на друга. В спальнях никого не обнаружили – там просто негде было спрятаться.

– А куда ведет эта лестничка? – спросил Блор.

– В комнату прислуги, – ответил Армстронг.

– Но должно же быть какое-то помещение под крышей, – предположил Блор. – Ну хотя бы для баков с водой, цистерн и всякой такой штуки. Это наша последняя и единственная надежда.

Вдруг сверху донесся звук шагов – тихих, крадущихся.

Его услышали все. Армстронг схватил Блора за руку. Ломбард предостерегающе поднял палец:

– Тс-с! Слушайте!

И тут они снова услышали: наверху кто-то крался, стараясь ступать как можно тише.

– Он в спальне, – прошептал Армстронг, – в той, где лежит тело миссис Роджерс.

– И как мы не догадались! – так же шепотом ответил ему Блор. – Ведь чтобы спрятаться, лучше места не сыскать. А теперь ступайте потише.

Они поднялись вверх по лестнице, на маленькой площадке перед дверью остановились и прислушались. В комнате, несомненно, кто-то был. Оттуда доносился слабый скрип половиц.

– Вперед! – прошептал Блор.

Распахнул дверь и влетел в комнату. Ломбард и Армстронг ворвались следом за ним, и все трое остановились как вкопанные. Перед ними стоял Роджерс с охапкой одежды в руках.

Первым нашелся Блор:

– Простите, Роджерс. Мы услышали шаги и подумали... Ну, словом, вы понимаете... – Он замялся.

– Прошу прощения, джентльмены, – сказал Роджерс. – Я хотел перенести вещи. Думаю, никто не будет против, если я займу одну из пустующих комнат для гостей этажом ниже. Самую маленькую. – Он обращался к Армстронгу.

– Разумеется, занимайте, – ответил тот, отводя глаза от прикрытого простыней тела.

– Спасибо, сэр, – сказал Роджерс и, прижимая к груди охапку вещей, спустился по лестнице вниз.

Армстронг подошел к постели, приподнял простыню и посмотрел на умиротворенное лицо покойницы. Страх оставил ее. Его сменило равнодушие.

– Жаль, у меня нет с собой аптечки, – сказал он. – Хотелось бы узнать, чем она отравилась. И давайте кончим розыски, – сказал он. – Инстинкт подсказывает мне, что нам ничего не найти.

Блор сражался с задвижкой двери, ведущей на чердак.

– Этот тип ходит совершенно бесшумно, – сказал он. – Минуту или две назад мы видели его на площадке. А ведь никто из нас не слышал, как он поднимался.

– Потому-то мы и решили, что здесь ходит кто-то чужой, – заметил Ломбард.

Блор скрылся в темном провале чердака. Ломбард вынул из кармана фонарь и полез за ним. Пять минут спустя трое мужчин стояли на площадке и мрачно смотрели друг на друга. Они перепачкались с ног до головы, паутина свисала с них клочьями. На острове не было никого, кроме них, восьмерых.

– Итак, мы ошиблись, ошиблись буквально во всем, – сказал Ломбард. – Выдумали какой-то кошмар – плод суеверий и расходившегося воображения, и все из-за двух случайных смертей.

– И все же, – Армстронг был настроен серьезно, – вопрос остается открытым. Ведь я как-никак врач и кое-что понимаю в самоубийствах. Антони Марстон не был похож на самоубийцу.

– Ну а это все-таки не мог быть несчастный случай? – неуверенно спросил Ломбард.

– Что-то не верится в такой несчастный случай, – хмыкнул скептически настроенный Блор.

Все помолчали, потом Блор сказал:

– А вот с женщиной... – и запнулся.

– С миссис Роджерс?

– Да, ведь тут мог быть несчастный случай?

– Несчастный случай? – переспросил Филипп Ломбард. – Как вы это себе представляете?

Вид у Блора стал озадаченный. Его кирпичное лицо потемнело еще сильнее.

– Послушайте, доктор, вы ведь давали ей какой-то наркотик? – выпалил он.

Армстронг вытаращил глаза:

– Наркотик? Что вы имеете в виду?

– Вы сами сказали, что вчера вечером дали ей какое-то снотворное.

– Ах это! Простое успокоительное, совершенно безвредное.

– Но что же все-таки это было?