Десять негритят - страница 9

Она встала и, не находя себе места, заходила по комнате. Отличная спальня, обставленная в ультрасовременном стиле. На сверкающем паркетном полу кремовые ковры, светлые стены, длинное зеркало в обрамлении лампочек. На каминной полке никаких украшений, лишь скульптура в современном духе – огромный медведь, высеченный из глыбы белого мрамора, в него вделаны часы. Над часами в блестящей металлической рамке кусок пергамента, на нем стихи. Вера подошла поближе – это была старая детская считалка, которую она помнила еще с детских лет:

Вера улыбнулась: понятное дело – Негритянский остров! Она подошла к окну, выходящему на море, и села на подоконник. Перед ней простиралось бескрайнее море. Земли не было видно: всюду, куда ни кинь взгляд, – голубая вода в легкой ряби, освещенная предзакатным солнцем.

Море... Сегодня такое тихое, порой бывает беспощадным... Оно утягивает на дно. Утонул... Нашли утопленника... Утонул в море... Утонул, утонул, утонул... Нет, она не станет вспоминать... Не станет думать об этом! Все это в прошлом.

Доктор Армстронг прибыл на Негритянский остров к закату. По дороге он поболтал с лодочником – местным жителем. Ему очень хотелось что-нибудь выведать о владельцах Негритянского острова, но Нарракотт, как ни странно, ничего толком не знал, а возможно, и не хотел говорить. Так что доктору Армстронгу пришлось ограничиться обсуждением погоды и видов на рыбную ловлю.

Он долго просидел за рулем и очень устал. У него болели глаза. Когда едешь на запад, весь день в глаза бьет солнце. До чего же он устал! Море и полный покой – вот что ему нужно. Конечно, ему бы хотелось отдохнуть подольше, но этого он, увы, не мог себе позволить. То есть он, конечно, мог это себе позволить в смысле финансовом, но надолго отойти от дел он не мог. Так, того и гляди, клиентуру растеряешь. Теперь, когда он добился успеха, ни о какой передышке не может быть и речи. «И все равно, – думал он, – хотя бы на сегодня забуду о Лондоне, и о Харли-стрит, и обо всем прочем, представлю себе, что я никогда больше туда не вернусь».

В самом слове «остров» есть какая-то магическая, притягательная сила. Живя на острове, теряешь связь с миром; остров – это самостоятельный мир. Мир, из которого можно и не вернуться. «Оставлю-ка я на этот раз повседневную жизнь со всеми ее заботами позади», – думал он. Улыбка тронула его губы: он принялся строить планы, фантастические планы на будущее. Поднимаясь по вырубленным в скале ступенькам, он продолжал улыбаться.

На площадке сидел в кресле старик – лицо его показалось доктору Армстронгу знакомым. Где он мог видеть это жабье лицо, тонкую черепашью шею, ушедшую в плечи, и, главное, эти светлые глаза-буравчики? Ну как же, это старый судья Уоргрейв. Однажды он проходил свидетелем на его процессе. Вид у судьи был всегда сонный, но его никто не мог обойти. На присяжных он имел колоссальное влияние: говорили, что он может обвести вокруг пальца любой состав. Не раз и не два, когда обвиняемого должны были наверняка оправдать, ему удавалось добиться сурового приговора. Недаром его прозвали вешателем в мантии. Вот уж никак не ожидал встретить его здесь.

Судья Уоргрейв думал: «Армстронг? Помню, как он давал показания. Весьма осторожно и осмотрительно. Все доктора – олухи. А те, что с Харли-стрит, глупее всех». И он со злорадством вспомнил о недавней беседе с одним лощеным типом с этой самой улицы.