Десять процентов надежды - страница 12

Несколько раз Семибратов пробовал заговорить с пленными. При подготовке десанта их начали учить японскому языку. Но курс обучения был слишком коротким, и им сказали: «Остальное постигнете на практике». В памяти осталось всего лишь несколько слов: арисаки — винтовка, доодзо — пожалуйста, гета — обувь, фуросики — платок. С таким скудным словарным запасом было невозможно вести беседу. Японец старался вникнуть в то, что говорил русский офицер, но, ничего не понимая, лишь виновато улыбался. После долгих усилий Семибратову удалось узнать, что солдата зовут Киити Ясуда, а родом он с Хоккайдо.

На пятый день раненому сделалось совсем худо. Он уже не стонал, как раньше, не вскрикивал и не пытался вскочить. Прежде хриплое, с надрывным кашлем дыхание стало почти неслышным. Японец лежал тихо-тихо, и только капельки пота, блестевшие на острых, покрытых болезненным румянцем скулах, свидетельствовали о том, что человек еще жив.

Осмотрев утром раненого, Комков огорченно покачал головой. Перехватив тревожный взгляд Ясуды, сидевшего рядом, он насупился и со вздохом заметил:

— Вот какой компот получается, брат Ясуда. Как бы свечку не пришлось ставить. Как, по-вашему, будет бог?

Японец сложил руки, посмотрел на Яшку с мольбой.

— А-а… Ничего-то ты не понимаешь, — досадливо отмахнулся Комков. — И кто только ваш язык придумал?

Ясуда что-то забормотал, показывая на раненого.

— Сам знаю, что помочь надо, — хмуро произнес Комков. — А как?.. Ну ладно, постой, попробуем еще…

Яшка вышел из казармы и, разыскав Сазонова, спросил, нет ли в аптечке стрептоцида.

— А поможет?

— Черт его знает! Я ж не медицинский академик.

Стрептоцид раненому уже не помог. Он умер на другой день. Семибратов распорядился закопать его на крутом берегу, где были прежде похоронены убитые японцы. Рыть могилу он послал Галуту, Шумейкина и Пономарева, назначив старшим Комкова. Шумейкин что-то недовольно проворчал, но вслух возражать не стал.

Грунт был каменистым, и они с трудом выдолбили в нем яму. Ясуда завернул своего товарища в шинель и бережно опустил в могилу. Затем взял в руки пригоршню земли, начал что-то шептать над нею бескровными растрескавшимися губами. Слезы сбегали по его впалым щекам и застревали в черной щетине подбородка. Потом Ясуда взял лопату и стал засыпать могилу. Комков хотел помочь ему, но японец покачал головой. Бойцы отступили, с сочувствием наблюдая за пленным. Подлинное человеческое горе не может не вызвать сострадания.

Обнажив голову, Яшка стоял в сторонке и думал: «Сколько их, безымянных могил, разбросано по земле-матушке? Где-то ведь ждут человека, надеются, верят. А его уже нет».

Ясуда зарыл могилу, медленно поднялся.

И тогда Комков поднял автомат.

— Дадим залп, други.

Шумейкин оторопело посмотрел на Яшку.

— Ты что, серьезно?

— Приготовиться! — вместо ответа скомандовал Яшка.

Галута, а за ним, помедлив, Пономарев подняли оружие. Шумейкин шагнул к Яшке.

— А ну, кончай выпендриваться! Над всяким гадом стрелять…

Комков даже не посмотрел в его сторону. Он мог бы, конечно, сказать, что признание мужества врага не умаляет заслуг победителя. Но вместо этого, кивнув в сторону могилы, тихо произнес:

— Он был солдатом и погиб в бою.

Глухо ударил залп трех автоматов. Эхо протяжно отозвалось в скалах. Комков поймал на себе взволнованный, благодарный взгляд Ясуды и решил: «Все правильно!»

Ночью разыгрался небольшой шторм. Волны сердито гудели в рифах. Но к утру ветер стих. Успокоившийся океан лениво плескался у берегов. Над горизонтом медленно вставало солнце. Вода, окрашенная его косыми багровыми лучами, стала желтовато-зеленой.

— Погодка в самый раз для плавания, — заметил Воронец.

После физзарядки и умывания десантники в ожидании завтрака сидели у казармы.

— А что, командир? Может, и в самом деле пойдем? — поддержал Воронца Мантусов.

Накануне они как раз говорили о том, что нужно обойти вокруг острова и детально его обследовать. Прочесывание окрестностей лагеря так ничего и не дало. Но не исключено, что где-то все-таки скрываются люди. Может быть, с моря их легче будет обнаружить. К тому же надо знать место, где живешь. Мало ли что случится!