Десять шагов до войны - страница 34

Дома оказался Андрей. Брат только глянул на нее – и сразу все понял. Побелел от злости и побежал на разборку, даже дверь забыл закрыть – и в руки ничего не взял. Вернулся с опухшей щекой и разбитыми губами. По виду – словно дубинкой поперек лица вытянули. Так оно и оказалось. Надзирающий поработал.

– Я его зарублю, – тихо, но страшно пообещал Андрей и полез на полку, где у них хранились инструменты отца. Достал туристический топорик, набычился и пошел. Она попробовала его остановить. Нападение на надзирающего – это ленская каторга, без вариантов.

– Я его убью, – упрямо повторил брат. – Это он на тебя пацанов натравливал. Он и прикроет.

Она бы все равно не смогла его удержать. Единственное, что смогла сделать – заскочила в комнату Андрея, взяла парочку его метательных ножей, спрятала в рукава и пошла вместе с ним.

Надзирающего ни в будочке, ни во дворе не оказалось. Сбежал. Андрей со злости рубанул пару раз будочку и начал выискивать виноватых. Но тут сразу, откуда ни возьмись, появились взрослые. Тетки тут же подтянулись защищать своих детишек, заорали, что полицию вызовут. И взрослые парни замаячили в сторонке. Пришлось уйти под злорадными и немного испуганными взглядами шпаны.

Ночью Андрей не спал, страшно скрипел зубами и ворочался. Ждал, что вот-вот заявится полиция. Она просидела с ним до утра, гладила и успокаивала. Родители… и что – родители? Мама заскочила домой, только чтоб переодеться. Отец – на сутках. С этой бедой им выпало справляться самим.

Утром она, с темными кругами под глазами, с разбитыми губами и опухшим пальцами, отправилась на рыбалку. Война войной, а кушать хочется всегда. Сунула в рукав ножик и пошла. Нарвалась на многообещающие улыбочки. Посмотрела внимательно, запомнила – хотя лица обидчиков и так впечатались в память намертво. Девять. Девять придурков тащили ее в подвал. И один стоял в сторонке как бы на страже. Его она запомнила тоже, он ее еще пытался поймать, когда она убегала.

На проходной знакомые бойцы только присвистнули.

– В подвал чуть не утащили, – объяснила она просто. – Еле вырвалась.

Спецназовцы переглянулись с улыбочками и пропустили наружу.

– Проводите, – буркнул старший наряда, когда она возвращалась обратно. – Все равно сменяемся.

Бойцы топали с ней рядом, шутили, поглядывали вокруг безмятежно. Зашли с ней во двор. Надзирающий в будочке тут же отвернулся и сделал вид, что смотрит в другую сторону.

– Молодец, знает свое место! – одобрил Лапа. – Ну и кто из?..

– А вон! – указала она не задумываясь. – Вон тот меня по пальцам бил, чтоб за косяк не цеплялась.

Бойцы снова переглянулись. Поулыбались. Потом Лапа подошел к подростку, одним текучим, очень быстрым движением скинул с плеча автомат и ударил. Только хрупнуло.

– Вот как-то так, – пояснил безмятежно Храп. – За нас не боись, у спецназа безусловная правота и иммунитет против полиции. Обращайся, если чего. Подвал, говоришь? Взорвем вместе с подвалом. Так и передай придуркам.

Она посмотрела на таких знакомых, таких добродушных бойцов и впервые поняла, что они вообще-то убийцы. С руками по локоть в крови.

Бойцы на полном серьезе козырнули ей и потопали себе в казармы. Она оглядела двор. Девять. Осталось девять обидчиков. Развернулась и пошла домой. Дорогу ей уступили. Со страхом, нехотя, но уступили. Ничего, ей с ними на одной земле все равно не жить.

-=-=-

Старший надзирающий разглядывал зарубки на будочке.

– Посмотрел я по записи, как ты от детей драпал, – заметил старик. – Допросился?

– Ничего! – уверенно сказал парень. – Теперь она моя! Я ее брата на ленскую каторгу налажу! А потом ее каждый день в подвал будут таскать, никуда не денется!

– Ага, не денется, – кивнул старший. – И она не денется, и вы не денетесь, на одной земле живем… Вчера одного увезли, говорят, инвалидом останется?

– Спецназ ее всегда охранять не сможет, – сказал парень, но на всякий случай оглянулся.

– Не сможет, это точно, – согласился старик и переменил тему:

– За черемшой со мной пойдешь? Так и быть, покажу свое заветное местечко.

– Это можно! – оживился сменщик. – А то у города все вытоптали! А когда пойдем?