Десятый круг ада - страница 46
Рабочий день Циммермана проходил по раз и навсегда заведенному графику. На стройплощадке он первым делом заходил в брикетировочную мастерскую и затем шел на участки. Всякий раз придирчиво приглядывался к здоровому на вид Лыковскому, но тот трудился на совесть, ни в чем не отставая от других. Кажется, и сейчас его лопата мелькает в воздухе? Но нет, что-то не видно приземистой фигуры Лыковского. Да вон же он! Сидит в сторонке, держит травинку во рту, отдыхает.
Генрих улыбнулся. «Наконец-то я засек этого гада!» В три прыжка он неожиданно очутился на бруствере котлована, глаза его горели гневом
— Почему сидишь, скотина?
Лыковского мигом сдуло с места.
— Да присел было, — начал он оправдываться, но Циммерман не дал ему говорить.
— Лодырничаешь, собака? Не хочешь работать на великую Германию? Саботируешь приказ фюрера!..
Лыковский, ошеломленный бранью Циммермана, жадно, точно выброшенная из воды на берег рыба, ловил воздух, силясь что-либо произнести в свое оправдание.
— Я же… Ведь я…
— Молчать, русская свинья! — заорал Циммерман. — Сотник, ко мне!
Лукашонок появился словно из-под земли. Рабочие прекратили рыть котлован, с любопытством и страхом наблюдая за происходящим.
— Что случилось, господин начальник? — спросил озабоченный Лукашонок.
Циммерман уперся указательным пальцем в грудь Лыковского:
— Восемьдесят девятый нарушил распорядок дня. Сел отдыхать…
— Всего одну минутку, — начал было Лыковский.
— Когда говорит начальник, рабочий должен молчать, — перебил его Лукашонок.
Циммерман одобрительно кивнул сотнику.
— Привык у Советов лодырничать. Здесь Германия! Здесь надо работать и работать! — прокричал он. — Сотник, всыпьте восемьдесят девятому десять розг!
— За что же, господин начальник? — всем корпусом подался вперед растерявшийся Лыковский.
— Сотник, пятнадцать розг! — взвизгнул Циммерман. — А вы что уставились, лентяи? — обернулся он к рабочим. — За работу! За работу! За работу!
Генрих стремглав выскочил из котлована и быстро зашагал прочь. Сзади услышал неясные приглушенные голоса: должно быть, рабочие честили его на чем свет стоит. Увидел явившегося на стройплощадку командира строительной бригады, побежал к нему с докладом.
— Не надо рапортовать, — небрежным движением руки остановил его Рюдель.
— Я хотел лишь сказать, что наказал одного лодыря…
— Правильно сделали, Циммерман.
Генрих заметил, что с лица подполковника не сходит довольная улыбка. Видимо, высокое начальство похвалило его. Еще больше Генрих удивился, когда Рюдель вдруг покровительственно похлопал его по плечу.
— Мне нравится, как вы работаете, Циммерман! В Берлине — тоже нравится…
Генрих по привычке вытянулся.
— Стараюсь для великой Германии, герр подполковник! И лично для вас!
Рюдель хозяйским взглядом окинул стройплощадку и заторопился в штаб.
— Вечером, Циммерман, постройте мне своих славян, — многозначительно произнес он. — Я хочу говорить с рабочими.
— Яволь, герр подполковник!
Перед ужином Генрих построил на плацу у столовой весь спецотряд и зашел в контору, где ожидал его приехавший на машине Рюдель. Усталые рабочие, выстроившиеся по сотням, гадали о причине столь поспешного построения, перешептываясь друг с другом. Из конторы вышли командир строительной бригады и Циммерман; разговор сразу же прекратился. Подполковник размашисто шагал впереди. Начальник спецотряда следовал за ним на почтительном расстоянии, как и подобает подчиненному.
— Рабочие! — остановился перед застывшим строем Рюдель. — Фюрер высочайше соблаговолил оценить самоотверженный труд вашего начальника господина Циммермана, внесшего достойный вклад в укрепление могущества германского государства. За эти заслуги фюрер милостиво присваивает господину Циммерману офицерское звание…
Он повернулся к покрасневшему от неожиданного радостного известия Генриху и крепко пожал его руку. По рядам рабочих пронесся глухой ропот. Каждому становилось ясно: теперь от Циммермана совсем не будет житья. Уж если он раньше драл с рабочих три шкуры, то сейчас, оплачивая офицерский мундир рейха, спустит с них все семь.
— Рабочие! Фюрер по достоинству награждает каждого, кто самозабвенно трудится на благо великой Германии! — продолжал торжественную речь напыщенный Рюдель. — Любой из вас может получить благосклонность фюрера, для чего должен работать не покладая рук и этим приблизить долгожданный час нашей исторической победы…