Десятый мертвец - страница 17

В вестибюле первого этажа сидела та же дежурная — строгая пожилая женщина с аскетическим лицом, которая требовала от всех без исключения посетителей документы. Да к тому же фамилии посетителей заносила в пухлую амбарную книгу. Вот ее-то, амбарную книгу, и попросил следователь у дежурной. Напротив номера комнаты, где проживал Канагин, значилась лишь одна фамилия — М. Ф. Гирзавов.

Пока Нафиев записывал фамилию, в вестибюле появился высокий мужчина средних лет. Сайфихан сразу же почувствовал недоброе. И когда мужчина неожиданно бросился на него с кнопочным ножом, он успел уклониться. Нож пригвоздил к столу журнал. Сайфихан ударил нападавшего в челюсть, но тот устоял. И, выставив вперед нож, пошел на Нафиева.

— Падла легавая! Выследил. Вынюхал и про Вальку. Ну теперь пойдешь в могилу за ним. Отбегался. Отнюхался.

Тем временем дежурная шмыгнула в свою комнату, заперлась и начала названивать в милицию. Нафиев же схватил за спинку стул, поднял его на уровень лица нападавшего и сделал резкий выпад. Сиденье стула уперлось в лицо бандита, и в ту же секунду следователь нанес удар ногой в пах. Нападавший скрючился, но нож не выронил. Потом вдруг, как пружина, резко выпрямился и рванулся вперед. Но лезвие ножа попало в сиденье. И снова Нафиев достал его ногой. И только после удара стулом по голове Сайфихан одолел своего противника. Связав его, следователь спросил:

— За что ты убил Канагина?

— Слишком много знал.

— А свою жену Канагин почему убил?

— Уши шибко длинные были.

В ту ночь при обыске в гараже Гирзавова обнаружили не только «Жигули» с вмятиной на радиаторе, но и несколько килограммов кокаина. О соучастии в контрабанде своего мужа Преминова узнала случайно. Это стоило ей жизни. Но когда Гирзавов почуял, что следствие вышло на его подручного, — убрал его. Потом, чтобы затруднить расследование, выкрал труп Канагина из морга и захоронил тайно ночью на кладбище в свежую могилу. Теперь оставалась только одна улика — журнал в общежитии. Но тут его опередили…

«Дружба негодяев — это всегда заговор против порядочных людей и закона.»

Автор

Поезд «Москва-Кострома» громыхал по железнодорожному мосту через реку Волгу, извещая тем самым, что через несколько минут он остановит свой ход у белокаменного одноэтажного железнодорожного вокзала «Кострома». Лейтенант Раисов и следователь прокуратуры Шарафетдинов, уже одетые, вышли в коридор купейного вагона. Перед окнами мелькали пилоны и стойки моста, выкрашенные в стальной цвет. С левой стороны к самому мосту сбегали пышные сосны, что обрамляли старейшее в Европе татарское кладбище, основанное еще в XII веке, — ровесник самому городу.

Глядя на древний погост, оба они понимали, что кладбище как место жительства смиренной смерти, как цитадель человеческого безжизния, мертвости всегда будет вызывать у людей гамму раздирающих чувств, страх и естественное отторжение от него (кладбища), во-первых; во-вторых, необходимость исполнения священного долга перед покойными родными, близкими и великими людьми — поклонение их праху; в-третьих, потребность очищения души, сверки своей совести со светлой памятью ушедших от нас дорогих людей; в-четвертых, укрепление, единение духа живых и мертвых и прежде всего эмоционально-памятного прошлого и чувственного настоящего, из чего нарождается, слагается исторический нерв осмысления национальных традиций и обычаев; в-пятых, — неистребимое любопытство и острый интерес «к жизни» кладбища и его знаменитых «обитателей».

Поезд пришел без опоздания, рано утром. Общественный транспорт только еще начинал ходить.

Решив скоротать время, они зашли в привокзальный буфет, у стойки которого уже с утра народ согревался крепким зельем и неспеша, размеренно закусывал. Заспанные пассажиры, помятые мужчины неопределенного возраста и места жительства, жадно, по-собачьи, взирающие на тех, кто вкушают водку с надеждой: не оставят ли на донышке, не плеснут ли в граненый стакан, который у них всегда при себе, челноки, тянущие за собой огромные, с купеческие сундуки, баулы, невыспавшиеся вялые дети с потухшими взглядами, носильщики и буфетные грузчики, снующие туда-сюда, — все они создавали ту вокзальную атмосферу, тот дух, который ни с чем нельзя спутать.