Детдомовские рассказы - страница 8

Педсовет в методическом кабинете подходил к концу. Директор детдома Людмила Павловна гневным взглядом проводила Светлану Анатольевну, крадущуюся к свободному стулу. Упрекать опоздавшую не имело смысла. Тема заключительного выступления директора перед педколлективом и без того могла сразить намертво любую слабонервную воспитательницу.

— К нам едет комиссия из министерства, — мрачно сообщила Людмила Павловна.

Комиссию в детдоме ожидали давно. Известие о скорой встрече с нею погрузило методкабинет в зловещую тишину.

— Я им предоставлю списочный состав моих детей, — решилась, наконец, несмело заметить Надежда Николаевна из группы " Грибок», — самый мягкий диагноз — «ЗПР»[2].

— Не тронешь ты этим сердце никому из комиссии, — обречённо вздохнув, возразила Лидия Геннадьевна из «Дождика», — в верхах считается, что коль не научились твои деточки к школе собирать матрёшку, значит — твоя в этом вина, а не детской больной психики, унаследованной от пьющей мамки.

— И сразу станет ясно, кто тут первый на сокращение! — громко подвела итог диалогу коллег осмелевшая Светлана Анатольевна.

Она слишком поздно поняла бестактность своего поступка: опоздавшие на педсовет не имеют права голоса. Расплата за преступное легкомыслие незамедлительно явилась в грозном директорском окрике:

— А вам, Светлана Анатольевна, пришла очередь везти детей летом в лагерь отдыха!

Удар был неожиданным и сильным. Один — единственный воспитатель, проводя с детьми в лагере десять суток, экономно совмещал в своём печальном лице штатных трёх воспитателей и четырёх нянь. Но за двести сорок беспрерывных часов тяжкого труда ему доставались совсем небольшие деньги, что, впрочем, хорошо потом сказывалось на величине премии для Людмилы Павловны и ее бухгалтеров.

Вряд ли высокий порог детдомовского методкабинета переступала когда–либо нога человека, способного хотя бы к робкому протесту. Светлана Анатольевна и сама удивилась, услышав свой хриплый от волнения голос.

— Если я и поеду в лагерь, то на других условиях.

Тишину в методкабинете при желании можно было погладить ладонью.

— Всех воспитателей устраивают лагерные условия, а вас нет, — еле сдерживаясь, повысила голос краснеющая лицом Людмила Павловна, — или вы считаете всех дураками, а себя самой умной?

Обвинение прозвучало нешуточное. Прилюдно уличённая в избытке ума, Светлана Анатольевна и вовсе пала духом, когда после педсовета даже ближайшие друзья беспощадно осудили её.

— Ну, Светка, у тебя точно крыша поехала! — горячились ближайшие друзья. — Зачем раздраконила Людмилу? Дались тебе эти деньги! Нехай[3] кладёт их себе в карман — лишь бы нас не трогала! От имени комиссии она теперь со зла сократит вместе с тобой и кого–нибудь из нас!

Расходясь по группам, осуждающе шептались и молодые воспитательницы:

— Вечно этой бабе что–то не нравится: то ей мяса в обед не доложили, то апельсинов не по числу детей дали Можно подумать, сама без греха. Надо ж так Людмилу Павловну из себя вывести!

Молодые воспитательницы владели тайным умением расположить к себе любого начальника. Природная смекалка и нехитрый житейский расчёт открывали доступ и к повышенной премии, и к гуманитарной помощи, и к бесплатной поездке с детьми, детдомовскими и своими собственными, на всё лето в Италию, да мало ли к чему ещё! Нерасторопные и недалёкие ехали на двести сорок часов в пригородный лагерь.

Светлана Анатольевна была близка к отчаянию. Едва переставляя ноги, медленно поднималась она по лестнице к себе в группу на второй этаж.

— Повеситься, что ли, разнообразия для? Или уж сразу бесповоротно утопиться? — меланхолично размышляла она, ведя за собой пальцем невидимую черту по холодной шершавой стене.

Взрыв многоголосого детского крика заставил её стремглав взметнуться вверх по лестнице и рывком распахнуть дверь в группу.

— Предотвратите смертоубийство! — со слезами на глазах с порога воззвала к ней молоденькая няня Марина. — Уберите куда–нибудь от меня этого потрошителя! Он мне всю душу вымотал!

Светлана Анатольевна уныло взглянула вглубь игровой комнаты. В дальнем её углу, скрестив руки на груди, с вызывающим видом стоял шестилетний Игорёк. Это был тот самый Игорёк, чья любвеобильная мама так и не нашла в себе силы расстаться ради сына с манящими просторами «дальнобойной» автотрассы Москва — Брест. Это был тот самый Игорёк, который спал, как Наполеон, три–четыре часа в сутки и в оставшееся время изобретательно не давал никому забыть о себе звоном разбитого стекла, чьим–нибудь истошным криком, а то и пролитой кровью. Робкие педагогические попытки унять его приводили к разрушительным по. следствиям. Выпотрошенные подушки, выломанные дверцы шкафчиков, битая посуда, предсмертный хрип задавленной морской свинки могли отбить всякую охоту к педагогическому творчеству хоть у какого угодно терпеливого воспитателя.