Дети богини Кали - страница 34

– И ты ничего не прочитал, – немилосердно констатировал Саймон, – у него одни девчонки на уме, – пояснил он, обращаясь уже к Онки, – а ты что, тоже записалась в отряд его почитательниц? Поздравляю! Ты тысяча там… какая-то в списке, то есть первая от конца.

Онки немало удивило, что даже давешняя оплеуха не смогла отбить у этого странного мальчишки охоту говорит ей колкости. Но, надо отдать должное, меткие, поразительно точно ведь формулирует, гад, и не по годам много видит.

Демонстративно проигнорировав нелестное замечание, и намеренно глядя поверх русой головки Саймона, она обратилась к Малколму:

– С таким отношением к учебе далеко не уедешь.

Затем она, по-прежнему избегая смотреть в сторону Саймона, взглянула на часы и произнесла подчеркнуто деловито:

– Мне пора. Моё время, прошу заметить, дорого стоит.

И пошла прочь, чувствуя на своей спине неотрывные взгляды: недоуменный – Малколма, и спокойный, немного насмешливый – она была в этом абсолютно уверена – Сайгона…

И почему только её так и подмывает в его присутствии вести себя порой до смешного неестественно, что-то изображать, кидать понты, лезть вон из кожи? Кто он вообще? Что он такое?

ГЛАВА 5

К началу весны всеми доступными средствами: подтягиваниями на перекладине, употреблением минерального комплекса, украденного в кабинете медицинского сопровождения, и – да, да! – каждодневными утренними молитвами: просыпаясь заранее Онки вставала на колени возле кровати и шепотом обращалась неведомо к кому – ей удалось-таки выжать из своего организма ещё два несчастных сантиметра.

«Ну, пожалуйста, ну чего вам стоит, не знаю уж, кто вы там, феи, которые по ночам прилетают к детям и прикасаются к ним, чтобы они росли, росто-боги, осыпающие малышей невидимой волшебной пыльцой, или просто бездушные гормоны у меня в крови, я вас очень прошу, помогите мне, я так хочу вырасти…»

Холодный пол хищно вонзался в острые коленки Онки, она стояла так до боли, до ощущения покалывания в затекших членах, сложив ладони перед грудью в трогательном молитвенном жесте. В высокое окно заглядывала луна, поворачивая то одной, то другой щекой свое меланхолично-бледное лицо, но она, к сожалению, ничем не могла помочь босой девчонке в длинной ночнушке в мелкий голубой горошек.

– Сакайо, сто семьдесят ровно, – спортивная руководительница по своему обыкновению подтрунивала над воспитанницами, – не кисни, – она грубовато хлопнула девчонку по плечу, –  армейские штаны всегда закатать можно, беда если коротки – враг сразу узнает нашу стратегическую тайну – носки в вооруженных силах белые… Ха-ха-ха!

Несколько девчонок подхватило её гортанный гогот.

Онки терпеть не могла эту самодовольную накачанную девицу, которая считала, что хорошая физическая форма – главное достоинство человека. Но, надо отдать должное, за своим телом она действительно следила: крупные – будто тучи – бицепсы туго натягивали рукава расстегнутой спортивной кофты, короткий облегающий топ не скрывал живота – пожалуй, таким прессом – «кубиками» – не так уж грешно кичиться…

– Да иди ты, – за все годы измерения роста и этих постоянных шуточек Онки огрызнулась впервые, достало, что называется.

Она повернулась и, глядя прямо в небольшие раскосые глаза спортсменки, единым духом выпалила:

– Я не виновата, что у меня такой рост, это генетика, мне просто не повезло; я не вписываюсь в ваши дурацкие стандарты, но это не значит, что я хуже, и ещё: я не пойду в армию, вообще никогда, я не ты, у меня есть мозги, я буду учиться в университете – в генеральном штабе такие нужнее, чем в качестве пушечного мяса…

Она спустилась с резиновой платформы ростомера и, не оглядываясь, пошла к своему шкафчику. Оторопевшая силачка смотрела ей вслед: никто ещё не отваживался так грубо ей отвечать, хотя она сама на правах старшей за малейшую проявленную слабость поливала девчонок грязью, гоняла их до седьмого пота, не делая никому поблажек, – в спортивном училище, а затем и в армии, ей внушали, что железная воля воспитывается только постоянными унижениями, и в своей педагогической практике она неотступно следовала этой формуле. Но сейчас, неожиданно столкнувшись с неприкрытым протестом, она не сумела повести себя верным образом: сдержаться, чтобы не уронить своё тренерское достоинство – ей в этом году стукнуло двадцать, она недавно только вернулась из армии и сама была почти девчонка.