Дети богини Кали - страница 51

стр.


– Как раз то, что нужно, – сказала, задорно блеснув глазами Афина, – несите, мы смелые, мы рискнем.

Бутылка была покрыта тонким слоем сероватой пыли со свежими следами пальцев. Девушка-эксперт на глазах у Афины и Малколма протерла её белоснежным полотенцем.

Вино оказалось почти густое, будто масло, тёмное, как венозная кровь, терпкое и удивительно ароматное – миллионы оттенков чудесного солнечного запаха кружили голову, стоило только приблизить бокал к лицу. Здесь был и рассвет над влажной весенней пашней, и полуденный зной чужой, далёкой страны, и натруженные шершавые ладони сборщиков винограда, их бережные прикосновения – самые лучшие гроздья сорвали и осторожно уложили они когда-то в плетеную корзину, чтобы теперь, почти два века спустя Афина поднесла к своим полным красивым губам прозрачную льдинку бокала, сделала небольшой изящный глоток и, слегка причмокнув, прикрыла глаза, упиваясь долгим послевкусием коллекционного напитка…


Малколм никогда в жизни не пил вина.  Он с опаской поглядывал на бокал, чуть меньше чем на треть наполненный этой пахучей черной кровью.


– Это не яд, – улыбнулась Афина, поправив на плечах боа из какого-то редкого меха, – попробуй.


Юноша покорно сделал небольшой глоток.


– Ну как? – спросила она, блестя глазами. Происходящее ее, по-видимому, забавляло. Точно Малколм был ручной обезьянкой, которую на потеху усадили за общий стол.

– Хорошо, – пробормотал он, чувствуя приятное онемение языка от терпкости напитка, – прекрасно…

– Вот представь себе, – Афина взяла в руки бокал и слегка наклонила его, разглядывая на просвет,  – ведь давно уже умер винодел, трудившийся ради того, чтобы мы пили сейчас это вино; он с любовью собирал ягоды для него, перебирал, чтобы семена и плодоножки не испортили вкуса, мял их, разливал сок в специальные сосуды – он вложил в этот напиток всю свою душу, и эта душа сейчас в нем содержится – больше века назад умерший человек продолжается в этом напитке, и теперь мы с тобой волей-неволей связаны с ним…


– Мы пьем душу мертвого винодела? – робко уточнил Малколм.


– Очень точный образ, браво, – улыбнулась Афина, – мне нравится…


– Чем же мы заслужили такую жутковатую честь? – спросил он, рассматривая круглобокую темную бутылку, подписанную на почти уже непонятном старомодном языке.


Афина рассмеялась.


– Я за это заплатила.


– А я?


– Ты красивый, – она протянула руку и взяла его за подбородок, как и тогда, во дворе Норда. Малколм вздрогнул от этого прикосновения, вино начинало действовать, все вокруг преобразилось, свет стал ярче, и пронзительная мелодия скрипки, звучащая в зале, глубже проникала в душу.

Рубиновые губы Афины продолжали шевелится.

– Красота – самое большое достояние, – говорила она, – ценнейшее из сокровищ, это универсальная валюта, и сопутствующие ей удовольствия желанны для всех… Красивая жизнь. Ведь в этом словосочетании очень глубокий смысл, не правда ли? Красивые вещи, красивая еда, красивые ситуации. Все это окружает богатых и счастливых людей. И мы завидуем им, хотим быть среди них, такими как они. Хотим испытывать наслаждение любоваться красотой, наслаждение обладать ею, во имя красоты совершаются самые великие подвиги и преступления. С точки зрения биологии красота – отражение безупречного генофонда – поэтому красивые люди могу ничего не делать, им всё предложат и всё дадут, ибо единственное, что движет живым, это инстинкт продолжения рода. Всякий хочет продолжится в красоте и готов платить за шанс соединить свои жалкие гаметы с гаметами красивого человека…


Афина Тьюри прервалась, чтобы глотнуть вина.


– Ты красивый, поэтому заслуживаешь всего самого лучшего. Я купила душу мертвого винодела для тебя, – она улыбнулась самодовольно и хищно, в этой женщине было что-то жуткое, в ее формулировках, в ее точеных пальцах, играющих с ножкой бокала; Малколм побаивался её, и в то же время она его неодолимо притягивала, привлекала – где уж ровесницам с их плоскими шутками, пустым бахвальством и дурацкими плюшевыми медведями!

А руки… Что за руки! У девчонок не бывает таких рук, уверенных и точных в каждом движении, с суховатой изящно увядающей кожей на тыльной стороне кисти – возраст женщины всегда выдают руки, причины их старения не гормональные, никакими препаратами нельзя стереть с рук следы переделанных дел, да и, пожалуй, и не нужно. Руки – это летопись жизни, и на кисти Афины Тьюри можно было смотреть бесконечно, читая по ним, упиваясь ими…