Дети эмиграции. Воспоминания - страница 25
«Я никогда не забуду сербов, которые приютили нас, как братьев».
«Хорваты были очень добрые и приносили торты и целые корзины то картошки, то масла, то всяких пирогов».
«В Праге к русским относились очень хорошо. Нам дали теплые вещи и консервы».
«На Пасху в Галлиполи американцы каждому ребенку дали по яичку, по куличу и по плитке шоколада».
«Мы, беженцы, были в ведении англичан, которые к нам очень хорошо относились».
«На пароходе был очень славный капитан и его помощник — англичане, они очень были с нами детьми ласковы».
Есть и еще две темы, о которых в их отвлечении ничего почти не говорится, но которые все время слышатся; это религия и семья. На этом более подробно мы остановимся ниже.
Несмотря на такое разнообразие содержания сочинений, все они заключают в себе и нечто единое — есть в них одна общая и главная тема; главная в двух отношениях: для самих сочинений и для нас, как пытающихся установить духовный облик русских детей, русской молодежи в изгнании, то единое, что из всех этих 2400 сочинений образует одну страшную повесть, единый двухтысячный детский хор. Певцы — разных возрастов и неодинаковой музыкальности, с голосами неодинаковой красоты, диапазона и тембра, виртуозы и безголосые. Но одна музыкальная тема и одна мысль: горе и страдание — свои, своих близких и своей родины. Кровь и смерть. «Жалкие воспоминания о России», как, отступая от «официального» заголовка, жалостно и жалостливо озаглавила свой грустный рассказ одна десятилетняя девочка. Нет в них смеха, нет беззаботности, редкие упоминания об играх, не веселые, а напряженно болезненные и неразлучные с действительностью.
«Придя домой, я надел матросский костюм, взял винтовку отца и попросил маму сделать мне звезду. Мама заплакала, сняла с меня костюм и спрятала его вместе с винтовкой».
«Началась война и игрушки были навсегда забыты, навсегда, потому что я никогда уж больше не брал их в руки: я играл ружьями, шашками, рапирами и кинжалами моего отца — других забав у меня больше не было».
«Каждый день мы играли в сестры милосердия».
«Один раз мы играли в госпиталь, у нас были лекарства, сестры, больные. Мальчики были санитары, врачи».
«Мы с сестрой ушли на балкон и с ожесточением били горшки от цветов, говоря, что это мы избиваем большевиков».
«Мы с братом налепили из разноцветной глинки людей, сделали город из кубиков, и в нашем маленьком городе были те же волнения: слепленные куколки стояли в очередях за хлебом, а солдатики бунтовали».
В сотнях сочинений говорится о горьких слезах:
«Я так долго плакал, что у меня подушка промокла и пожелтела».
«Я уехал и всю дорогу плакал, вспоминал Бога и молился ему», — говорится о горячих молитвах маленьких детей за родителей.
«Несколько раз к нам отец приходил по ночам, а на рассвете уходил, а мы молили Бога, чтобы он спас его от большевиков».
«Бледная от страха, я бросилась на колени перед иконой и начала горячо молиться».
«Я в страхе забилась в последнюю комнату и, упав на колени, начала усердно молиться Богу. Мне казалось, что большевики убьют маму и нас всех».
Вот эта тема, о страданиях и горе, поистине и есть главная, почти для всех без исключения сочинений, главная и для них и для нас.
Но и в этом единстве есть свое страшное многообразие: виды и варианты страданий бесконечны. Разрушение старого уклада жизни, оставление родного дома, скитания, холод, голод, бегство, обыски, издевательства, аресты близких, их — иногда на глазах детей — убийство, соблазнение детей с целью выпытать у них, где их родители, и, наконец, истязание самих детей.
Всего не передашь. Остановимся лишь на нескольких моментах. Вот что дети слышали и видели и о чем они рассказывают.
«Одна (сестра милосердия) был убита, и тот палец, на котором было кольцо, отрезан».
«Офицеры бросались из третьего этажа, но не убивались, а что-нибудь себе сламывали, а большевики прибивали их штыками».
«Всех расстрелянных присыпали чуть-чуть землей, так что собаки тащили тела убитых. Жители стали возмущаться; и ночью они их увезли в каменоломню, обложили динамитом и взорвали».