Дети Гамельна. Ярчуки - страница 45

Хома прихватил умника за ворот:

— Уж не твои ли усишки будут побогаче?

— Что за дурни такие…

Философы мигом расцепились и отползли подальше – голос у Хелены оказался негромок, но такой ледяной щекоткой по хребту прошелся, что куда там любому залихватскому крику.

— Э, да ты говоришь, что ли? – прошептал Анч, подтягивая за перевязь к себе поближе фамильную шпагу.

Панночка молчала, лишь смотрела насквозь презрительно.

— А с чего это мы дурни? – воспротивился Хома, успевший перевести дух.

Полумертвячка молчала.

— Мы дурни оттого, что думаем о корысти пани Фиотии вовсе и неправильно, — сообщил напряженно размышляющий гишпанец. – К чему ей вдруг послушных слуг на непослушных менять? Ты сам глянь – Хеленка шибко в прислуги годится?

Хома глянул. Панночка сидела с распущенными волосами, вся из себя дерзкая. Карий глаз локоном вообще закрыт. Или око голубое? Спуталось на ней всё, вон и широкий расшитый рукав с плеча гладенького соскользнуть норовит. Нет, в прислуги такая неприбранная вздорность вовсе не годится! В остальном, конечно, прельстительна...

Тут незадавшаяся прислуга поползла на коленях к казаку. Не очень быстро, но этак угрожающе. У Хомы перехватило дух, выхватил из-за кушака пистолет, успел взвести курок… Толчок маленькой, но на диво сильной ладони опрокинул на спину. Казак пытался отпихнуть ловкую вражину, но панночка уже оседлала несчастного, склонилась, щекоча потоком густых локонов. Глянула глаза в глаза – ох, спаси и сохрани, — разные ведь очи у неё, разные! Хома упер ствол пистолета в стройный стан панночки:

— Уйди!

Склонилась еще ниже, весь свет заслоняя, шепнула в самое ухо:

— Пальни. Потом сам же латку и наложишь.

Хома чувствовал, как размеренно и ровно стучит её сердце. Пахла она вечерней росой и еще чем-то… Панским и девичьим, от чего страх с вовсе иным чувством мешался...

— Если что, так я отвернулся, — из далёкого далека донёсся голос кобельера.

Хома и шевельнуться не мог. В смысле мог, но не хотел. Или, что вернее, хотел, но не мог, потому как… Отчаянно немоглось…

Острые зубки сжали ухо, стиснули сильнее, еще сильнее. Хома осознал, что даже если сейчас его ухо отдерут и с хрустом жевать вздумают, стрелять он все равно не станет. Уж очень губы теплые…

…И хруста не было, и губы исчезли. Казак разлепил веки: Хелена сидела в двух шагах, юбки оправляла. Ну не ведьма ли?!

— Воздержались или как? – поинтересовался Анчес, осторожно оборачиваясь. – И то хорошо. Надоело мне это блудодейство, даже и сказать не берусь как. Яблочка хотите?

Гишпанец доставал из-за пазухи яблоки, а Хома никак не мог опустить курок пистоля с взвода – пальцы тряслись, точно две недели без просыху пил.

— Угощайтесь, — пригласил радушный кобельер. – Отдышитесь. Порядок лучше блюсти, а то накажет проклятая хозяйка. Уж я-то ее знаю.

Гишпанец осекся, потому, как прелестная паненка сделала двойное «хрум-хрум» и сплюнула черенок – более от яблока ничего и не осталось.

— Интересные манеры, — пролепетал Анчес. – Говорят, яблочные косточки для желудка очень полезны.

Хома закончил щупать своё пылающее ухо, сунул за кушак пистолет. Забрал у гишпанца второе яблоко и передал паненке. Хрум-хрум – сплюнутый хвостик стукнул об изгородь.

Ишь, ты, балуется. А ведь была бы на диво лихая и приятная дивчина, если б не мертвая.

— Кормлю вас дурно, что ли? Все жрёте и жрёте, – спросили с кладбища. Хозяйка возвращалась, и, судя по всему, с хорошими новостями. По-крайней мере, у гайдуков ничего в теле не прихватило и не скрутило.

***

Опять шли, местами ощупью продираясь сквозь заросли. Ведьма будто кошачьи глаза имела, пронырливому гишпанцу и полумёртвой паненке тоже ничего, а Хому ветки, как нарочно, цепляли. Ах, пропала добрая свитка! И чего ходили на то поганое кладбище? Хозяйке в одиночестве скучновато покойников навещать?

Хома сообразил, что вовсе не возвращается ведьма, а опять в обход ведёт. Выбрались на прогалину, прошлись вдоль яра. Смутно забелели окраинные хаты Пришеба.

— Чтоб тихо мне! – приказала ведьма.

Тихо, так тихо. Хома и полслова не сказал, когда перелазил через плетень и шапку чуть не затерял. Панночка скакала впереди всех, бесстыже подбирая подол повыше белых коленочек и неся шанцевую снасть как пушинку. Подалее от неё надобно держаться, подалее.