Дети-крестоносцы - страница 14

стр.

Солнце уже совсем закатилось, и луна своим белесоватым ярким светом серебрила всю окрестность. Вся котловина кишела детьми. Всюду в лучах серебристого света видны были черные как смоль, белые как лен, русые и золотистые детские головки. Котловина находилась далеко от человеческого жилья; сюда не могли заглянуть ненароком ни пешеход, ни конный, а потому детская робость здесь почти всецело уничтожилась, а детская смелость все больше и больше вступала в свои права. Голоса, молчавшие или говорившие тихо в течение всей почти дороги, здесь начали раздаваться все сильнее и сильнее; по временам раздавался звонкий смех и веселые восклицания, еще чаще слышны были стоны и оханья: дети, не привыкшие к столь большим переходам, были утомлены, жаловались на усталость, натертые мозоли, ушибы, полученные при падении и т. п. Общее настроение не теряло, однако, тем не менее, своей бодрости. Дети сидели или лежали на земле группами, не составляя еще цельного и сколько-нибудь объединенного воинства.

— Где же Николай? Где же Ганс? — спрашивали дети то в той, то в другой группе? — Что же не видим мы их до сих пор.

— Когда же вы нам покажете Ганса и Николая? — спрашивали те из пришельцев, которые не видали еще в глаза юных провозвестников нового крестового похода и знали о них только понаслышке, по многочисленным рассказам, ходившим о них во всем околотке, — рассказам, которых мимоходом будь сказано, не ведал до сих пор ни один еще взрослый и которые составляли свято хранимую детскую тайну. Провозвестники крестового похода детей еще не показывались.

Вдруг раздался пастуший рожок, и на одном из выделяющихся горных утесов, сажени на две выше уровня котловины, обрисовались две небольшие детские фигуры. Невольно все детские головы обратились к тому месту, откуда раздались призывные звуки. Луна, только что выплывшая из облачка, тоже как бы направила серебряные лучи свои к тому же самому месту, и лица и одеяния стоящих на возвышении сделались ясно и отчетливо видны.



— Николай и Ганс! — крикнуло несколько десятков свежих, звонких, восторженных голосов.

— Николай! Николай! Ганс и Николай! — загудела звонкими переливами вся, не пересчитанная еще, детская толпа, и окрестные горы, то звонкими, то глухими перекатами долго повторяли еще имена Ганса и Николая, пока в воздухе не замер, медлительно принесенный откуда-то издалека, отзвук одного из этих имен.

А Николай и Ганс долго стояли, смотря вниз с высоты утеса и не в силах были произнести ни одного слова. Они никогда не видали еще такого количества детей, никогда не видали еще такой вообще толпы народа. Они знали, что много детей откликнется и соберется на сделанный ими призыв, но успех далеко превосходил все их самые смелые ожидания. Что же будет дальше, когда этот зачаток будущего воинства вступит в поход, двинется в глубь страны и повсюду из городов и селений будут присоединяться к нему новые силы?

А будущее воинство не издавало тем временем ни шума, ни крика. Все будто замерли в ожидании; все напряженно готовились слушать.

— Братцы! — раздался наконец звучный голос Николая. — Нам необходимо было узнать, Божие ли дело затеваем мы, будет ли Он благословлять подвиг, который мы на себя принимаем, зовет ли Сам Он Святою Своею волею на освобождение святого города Своего. Братцы! наш слабый призыв не мог бы собрать всех вас сюда из разных местностей, наполнить всех вас одним желанием и одним чувством, если бы то, что мы затеяли, не было желанием самого Бога. Братцы! мы еще не знаем, сколько нас собралось сегодня, но мы знаем только, что нас мало, и очень мало. Сам Бог, очевидно, собирает нас в одно великое полчище и ополчает на великое дело. Будем же покорны Его святому зову; будем благодарны за то, что, пренебрегая величием сильных, нас малых и слабых призывает Он спасти из рук неверных Свою поруганную святыню. Вчера еще сомневались мы в том, смеем ли мы приступить к такому священному делу; сегодня нет и не может уже быть более места никакому сомнению, ибо благословение Божие высказывается ясно и очевидно. Вчера еще казалось нам, что мы еще не смеем приступить к великому делу, не испросив предварительно разрешения старших. Сегодня мы видим, что мы — призванные Самим Господом слуги, долженствующие исполнять только Его волю. Все ли вы, братцы, хотите идти и спасать и освобождать Иерусалим?