Дети Локи - страница 7
Телефон зазвонил снова. Женщина вздрогнула, и хотела уже отклонить вызов, но красная лампочка на панели аппарата, мигавшая одновременно со звонком, подсказала ей, что звонок внутренний. Она подняла белую трубку и прислонила к правому уху, ибо левое у неё почти не слышало.
— Доктор Локдоттир у телефона, — отозвалась Хельга, откидывая со лба мокрые от пота волосы. Она поймала себя на мысли, что золотистые локоны давно пора было подровнять и подкрасить, чтобы скрыть седину, но времени на это никогда не хватало.
— Хельга, дорогая, спустись, тут клинический случай, я не справляюсь, — промурлыкал в трубку приятный мужской голос, словно приглашая на свидание, а не в операционную.
— Ничего не можешь без меня, да, Барнабас? — улыбнулась женщина собеседнику, хоть он её не видел. — Сейчас спущусь.
Хельга положила трубку на рычаг и включила автоответчик. В ближайшие несколько часов кабинет останется пустым. Женщина встала из-за стола и подошла к высокому зеркалу в массивной резной раме, занимавшему один из углов кабинета. Такое зеркало было не роскошью. Для хозяйки “Хельхейма”, которая проводила на рабочем месте большую часть своего времени, безупречный внешний вид стоял едва ли не на первом месте. На работу требовались все её моральные силы, а потому разговор с Вальтером постепенно забывался. Хельга решила, что подумает об этом дома, и, возможно, даже перезвонит брату, чтобы расставить все точки над «i».
Женщина встретилась со своим отражением в полный рост. Она вошла в пору зрелости и была весьма красива для своего возраста: не знала, что такое растяжки и морщины, имела округлую грудь и ягодицы. Бежевая юбка-карандаш идеально сочеталась с бледно-розовой блузой, туфли-лодочки на среднем каблуке выгодно удлиняли стройные ноги. Её волосы, не смотря на седину, были густыми и крепкими. Многие мужчины заглядывались на неё, когда Хельга шла по улицам Стокгольма, но не всякий решался познакомиться. Виной тому были белёсые шрамы, покрывавшие всю левую сторону её лица и тела, и помутневший хрусталик глаза. Правый глаз при этом оставался ясным и зелёным, как изумруд. Создавалось впечатление, что левая сторона её тела была обожжена, но истинную причину происхождения шрамов никто узнать так и не попытался.
Чёткими отлаженными движениями доктор Локдоттир поправила причёску, подколов выбившиеся пряди обратно в высокий пучок. На дверце шкафа, стоящего возле зеркала, висел белый халат, на правом лацкане которого был приколот бейдж: «Хельхейм. Хельга Локдоттир. Главный врач». Накинув его, женщина покинула кабинет.
Пока Хельга шла по длинным коридорам медицинского центра и спускалась на лифте на третий этаж, ей приходилось бесконечно приветствовать своих работников. В их глазах женщина читала уважение и порой даже восхищение. Да, для всех, кто работал в «Хельхейме» она была вежливым, но строгим руководителем, самоотверженно выбравшим такую нелёгкую профессию и полностью положившим на её алтарь собственную жизнь. Однако на самом деле всё было куда прозаичнее — время, которое Хельга могла бы потратить на мужчин, она тратила на трупы. Лиц противоположного пола она отпугивала по многим причинам: сфера работы, жёсткий характер, присущий всем начальникам, перфекционизм и, в последнюю очередь, недостатки внешности. Лишь Барнабас Андерссон был ей близким другом.
Барнабас устроился в «Хельхейм» в первые дни его открытия. Сперва он был коронёром, но Хельга, которая сразу прониклась к нему симпатией, разглядела в мужчине художника. Она предложила ему попробовать себя в скульптурировании тел и сама взялась за его обучение. Трудности не испугали мистера Андерссона, его буквально завораживала работа Хельги и материалы, которые она использовала. Барнабас с воодушевлением принялся за освоение новой профессии и быстро достиг высот. При этом их общение с Хельгой стало не только официальным. Они встречались после работы, ходили вместе обедать или в свободное время болтали в кабинете главного врача. Милый и обходительный мужчина смягчил характер непробиваемой докторши. Парой они не стали, а целовались всего лишь раз, когда решили встречать Новый Год вдвоём. Но тогда Барнабас особенно сильно напомнил Хельге того человека, которого она любила в юности.