Дети Розы - страница 5

Спальня действительно казалась значительно более завершенной, чем другие помещения дома. Темно-красный ковер на полу, рельефные сиреневые обои, туалетный столик в стиле французского рококо, притиснутый к необъятной двуспальной кровати с обтянутым бархатом изголовьем. Тобайас в отчаянии крутил головой, ища, что бы похвалить, и тут заметил на единственной свободной стене картину: уж не подлинник ли Фрагонара?

— Из шато? — спросил он.

— Хороша, да? — закивал Оливер. — Я очень рад, что она вам понравилась.

— Притом что на севере освещение для Фрагонара всегда неудачно, вы согласны? — сказал Тобайас. Лицо Оливера внезапно исказила гримаса боли, чего Ансел никак не ожидал.

— Вы так считаете? В самом деле?

Оливер замолчал. Стоя уже без халата, открыв взору Ансела довольно объемистый круглый животик, он внимательно разглядывал картину. Тобайасу внезапно пришло в голову, что Оливер получает удовольствие от демонстрации своих гениталий.

— Возможно, по утрам здесь светлее? — предположил он.

— Нет, нет, вы совершенно правы, — в голосе Оливера сквозило огорчение. — А во Францию я не поеду. Никогда. Кошмарная страна. Не был там после смерти матери.

— Мне очень жаль, — сказал Ансел.

— Об этом нет причины сожалеть, — в тоне Уолша чувствовалось раздражение. — Она умерла много лет назад, к тому же я терпеть ее не мог. Героиня Сопротивления — так ее называли. По крайней мере, некоторые. Но я-то о ней всякого наслышан.

— Вы хорошо ее знали?

Мысли Оливера тем временем сосредоточились на выборе исподнего.

— Может быть, это?

— Разумеется, почему нет.

— Теперь об этом доме, — сказал Оливер. — По-моему, разумное вложение денег, и я не ошибся, когда его отыскал. Вы согласны?

Он уже надел изящные очки в черной оправе и впервые смог ясно разглядеть примечательную внешность Тобайаса Ансела. На мгновение его глаза удивленно округлились и стали напоминать черные пуговицы.

— Вас может заинтересовать, — сказал он после паузы, — какое я имею отношение к старому лорду Как-его-там и всему его семейству.

Ансел уже успел навести справки об Уолше, но промолчал.

— Так вот, — сказал Оливер с видимым удовольствием, — боюсь, довольно близкое. Мою мать все они, естественно, осуждали. И правильно. Но теперь ее нет, и они ополчились на меня. Терпеть не могу родственников.

Ансел подошел к окну и открыл его. Как прекрасен Лондон, подумал он. Деревья, деревья, дождь насыщает воздух запахом листвы и перегноя, их аромат поднимается даже до этого убогого чердака. Да, он любит Англию. Нет другого места в мире, где он хотел бы жить.

На полу у его ног валялись газеты и фотография в серебряной рамке с разбитым стеклом. Тонкогубое четко очерченное лицо с ниточками бровей над светлыми глазами смотрело на него с несколько двусмысленным удивлением, в нежных чертах сквозил намек на озлобленность — словно у лисы, запертой в клетке.

— Кто это? — не удержался от вопроса Тобайас, подняв с пола снимок. В его голосе не было обычной бесцеремонности.

— Моя сестра, — ответил Оливер. — Это не должно вас беспокоить: в наследстве нет ее доли. К счастью. Она ненормальная, — добавил он, энергично роясь в ящиках изящного туалетного столика. — Мы не общаемся.

Когда Оливер в причудливом великолепии своего одеяния повернулся к Анселу, на него, казалось, снизошла глубокая печаль.

— Я очень надеюсь, что вы не собираетесь торжественно и мрачно удалиться после встречи с моим адвокатом. Почему бы нам не вернуться сюда? Я очень неплохой повар.

— Благодарю, но я остановился в гостинице.

— Видите ли, я серьезно болен, — сказал Оливер. — Уж не знаю, почему, но в последнее время круг моего общения сузился. Я чувствую себя очень одиноким.

— Я лишь выполняю поручение своего клиента, — холодно ответил Тобайас. — Так что поощрять меня нет надобности.

Печальная улыбка мгновенно исчезла с лица Оливера.

— Клиента, вы сказали? Кого же? Не черного?

— Нет.

— Pied Noir[10]?

— Но они не черные, — сдержанно ответил Ансел.

— Дорогой мой, это я, разумеется, знаю, но мной руководит чувство ответственности. Так не соблаговолите ли вы сказать, чье именно поручение выполняете?