Дети с улицы Мапу - страница 24
— Езус Мария! — всплеснула руками Маре, глядя на Шулю. — А где мама? Как ее здоровье?
— Жива, — отвечает Шуля, стоя в дверях сарая и вдыхая запах навоза и тепло от коров. У нее кружится голова.
— Бедная девочка! — причитает хозяйка.
— Маре, — говорит Шуля, чувствуя, что еще немного, и она не в силах будет говорить, — я пришла просить у вас убежища.
— Для себя?
— И для мамы.
Маре замолкла. Замолчала и Шуля. На мгновенье она почувствовала, что земля ускользает у нее из-под ног и она падает в глубокую пропасть…
— Не знаю. Мужа нет дома. Тяжелые дни настали, часто ходят с обыском, — мягко начала Маре.
Глаза Шули наполнились слезами. Увидев горе девочки, литовка погладила ее по плечу:
— Ну, ну, не плачь. Посмотрим, что-нибудь придумаем. Придет муж-то, завтра придет. Пока что оставайся здесь. Забирайся на сеновал, там тебе тепло будет. В доме нельзя, ищут.
Шуля хотела было ответить, что не может ждать, что мать ожидает ее в гетто, но не могла раскрыть рта. Очень усталой была и голодной. Взобралась на гору сена, заполнявшего всю вторую половину сарая до самой крыши. Зарылась вглубь, накрыла ноги и тело сеном и закрыла глаза. Как хорошо было бы, если б можно было так лежать до конца, чтобы никто не мешал, чтобы не нужно было есть и пить. Лежать так до конца войны, или уснуть и не проснуться.
Кто-то потянул ее за руку. Открыла глаза. Перед ней стоит Маре, в руках у нее большая чашка молока, хлеб, сыр.
— Заснула, бедняжка. Измоталась.
Маре с жалостью смотрит на девочку.
— Поешь, а потом спи. Отдохнуть тебе надо, отдохнуть…
Из глаз Маре выкатилась слеза.
Горячей волной обдало Шулю, будто эта слеза свалила тяжелый камень с ее души.
Тот день Шуля провела в сарае на сене. Вечером Маре принесла ей одеяло и горячую пищу: тушеную капусту с мясом. Поев, Шуля закуталась в одеяло и погрузилась в сон.
Так прошел для нее и второй день. В промежутках между едой она отсыпалась, будто желая вернуть слипающимся векам все часы бессонницы в долгие страшные ночи гетто, когда приходилось, затаив дыхание, сидеть в тайнике.
Паулаускас вернулся лишь на третий день. Вечером он вошел в сарай, поздоровался, посмотрел на девочку и сказал:
— Ты отдыхай здесь, а я схожу за матерью.
Если бы Шуля не стеснялась, она бы обняла этого доброго человека… Она только прошептала:
— Там, возле ограды.
— Знаю. Не бойся, найду. А ты ешь хорошенько да отдыхай.
Пожелав спокойной ночи, он медленно сполз с сена.
Утром, еще не раскрыв глаза, Шуля ощутила под боком теплое тело.
— Мама, — запело у нее в душе, — уже пришла, мамочка…
Госпожа Вайс спала, обняв одной рукой Шулю, а другую положив под голову.
Холод снаружи становился все крепче. Он проникал сквозь сено, которое они наваливали на себя, колол, будто иглами, тело. Шуля с матерью грели друг друга, прижавшись одна к другой. Ночами они слезали с сена вниз и ходили по сараю, чтобы размяться. Шуля подходит к корове, гладит ее мягкую шкуру… Корова смотрит на нее добрыми глазами и лижет ладонь девочки. Шуля прижимается лицом к голове коровы, обнимает ее за шею, и на душе у нее становится легче.
Еды им хватало. Они страдали оттого, что были оторваны от мира, что были вынуждены сидеть, как мыши, в сене и не могли мыться. Даже в тяжелых условиях гетто, в своей холодной комнате они каждый день грели воду и мылись. Здесь они не могли причинять своим хозяевам лишние заботы. Правда, в субботу вечером, после того как вся семья искупалась, пришла Маре и предложила: если они хотят, она в для них приготовит воду.
Ночью они через двор проскользнули в дом. Окна были занавешены плотной темной тканью; только светились язычки огня из печки. Посреди комнаты стояло большое деревянное корыто, в котором Маре обычно полоскала белье. Корыто до половины было наполнено теплой водой. Хозяйка протянула им большой кусок хозяйственного мыла, длинное льняное полотенце и две белых рубахи.
— Раздевайтесь, потру вам спины, у вас-то, верно, сил нет. Все мы только люди, и никто не знает своей судьбы. Сегодня вы нуждаетесь во мне. Завтра, может быть, я буду просить у вас помощи.
— Будем надеяться, что вам не понадобится моя помощь, но я молю Бога, чтобы смогла отблагодарить вас за вашу доброту, — ответила, госпожа Вайс.