Дети солнца - страница 5

— Помнишь, эту бабку с сеткой?

— Ну.

— Пожаловалась в ЦК.

— Как в ЦК? Ах, ты, старая кляча!

— Кляча‑то кляча, да она, оказывается, Ленина видела.

Тут я и сел.

— Ну а дальше? – спрашивают уже нынешние гости. – Дальше что было? Сняли его?

— С трудом, но удалось отстоять. Он мужик‑то хороший был, работник толковый и как человек. Доложили в Краснодар, Медунову, тот на кого‑то в Москве вышел (он ведь до этого десять лет в Сочи первым работал, всю московскую верхушку лично знал), ну, и отстояли кое‑как, выговором отделался. В аэропорту, правда, пришлось кое–кого наказать, но это уж как водится.

— Да… — говорят гости. – Суровые были времена. А можно ещё чайку?

Всем известный Краснодарский чай на самом деле растёт в Сочи. Это для России здесь юг, а с глобальной точки зрения город наш стоит все же в северных широтах, где‑то между 41–м и 42–м градусами. Поэтому здешний чай считается самым северным в мире.

В прежние времена фирма «Краснодарский чай» гремела на весь Советский Союз. Каждый, кто отдыхал в Сочи, желал увезти с собой в Москву, на Камчатку или за Полярный круг хотя бы несколько упаковок с нарядными этикетками, изображавшими наши чайные плантации. Особо высоким гостям чайные наборы в фирменных коробках преподносились в качестве сувениров, а для простых отдыхающих это был, конечно, предмет большого дефицита. Однако с приходом в наши широты рынка фирма «Краснодарский чай» как‑то быстро захирела и скоро перестала быть предметом гордости сочинцев.

Сохранились, однако, знаменитые «чайные домики» в маленьком предгорном селении Уч–Дёре под Дагомысом, куда и прежде возили, и теперь ещё возят «на чаёк» гостей, отдыхающих в Сочи. Чаепитие в Уч–Дёре имеет свой незыблемый ритуал. Сначала гостям предлагают обозреть вид чайных плантаций, разбросанных по окрестным склонам. Прежде во время такого обзора московскому начальству докладывали о видах на урожай в текущем году и прямо тут же, на склоне горы, обещали перевыполнить, как всегда, план. Теперь сопровождающие от фирмы только вздыхают и разводят руками: часть плантаций уже погибла, а те, что ещё остались, давно не дают и половины прежних сборов чайного листа. Прежде начальство качало довольно головами, теперь отводит глаза и тоже вздыхает, мол, сами знаете, не до чая нам сейчас.

Потом по тропинке гуськом идут к двухэтажному домику, похожему на терем. Говорят, его построила когда‑то семья гуцулов – отец и два сына, орудуя только топорами. В тереме уже накрыт длинный деревянный стол, и девушки в русских сарафанах и кокошниках начинают носиться, как угорелые, подавая в большом количестве закуски и напитки, отнюдь не в чайниках. Упадок чайного производства никаким образом не сказался на обилии застолья, которое неизменно заканчивается чаепитием из огромного старинного самовара. К чаю подаются разнообразные варенья, мёд в сотах и пироги с сыром, называемые по–кавказски хачапури. И уже на выходе довольным и вспотевшим от чая гостям преподносят фирменные пакеты с набором «Краснодарского чая», уже почти забытого на просторах необъятной Родины.

Чаепитием в Уч–Дёре неизменно руководит лично генеральный директор фирмы «Краснодарский чай» Анатолий Алексеевич Масленников (тот самый), между прочим, агроном по образованию и знаток субтропического земледелия. Едва ли он не один–единственный из бывших сочинских партийцев, кто и сегодня при деле. С некоторых пор все зовут его Дедом, признавая, значит, за аксакала.

— Анатолий Алексеевич, а расскажи‑ка ты про этого, как его… ну с которым вы к узбекам‑то завалились…

— А… — отзывается Масленников. – Было такое дело…

— Звонит мне как‑то один наш краевой руководитель, мы с ним вместе Кубанский сельхозинститут заканчивали. Я, говорит, тут по соседству отдыхаю, в Гагре, но что‑то мне скучно, выпить даже не с кем, приезжай. Ну, я в машину и — к нему, тут езды‑то полчаса, границы с Абхазией ещё не было тогда, проезд свободный. Приезжаю, он в санатории имени ХУ11 партсъезда разместился. Пошли мы с ним гулять, в одном местечке посидели на свежем воздухе, в другом… А в Абхазии ведь как? Всюду вином торгуют прямо на улице, зазывают: «Подходи, дорогой, попробуй!». Ну, мы с ним напробовались как следует. Возвращаемся поздно уже в санаторий, он просит: ты только меня до моего номера доведи, а то я уже плохо помню, куда идти. Заходим в санаторий, света нигде нет, ну, мы почти что на ощупь движемся, вроде вестибюль прошли, вроде по какой‑то лестнице поднялись, потом вроде куда‑то, наоборот спустились, вдруг дверь, я её чуть толкнул – открылась, заходим, он за мной идёт, полагает, что я знаю, куда идти, а я и сам первый раз там, да и выпил тоже. Ну, зашли, я по стене рукой пошарил, нащупал выключатель, раз – свет зажёгся. Смотрим: зал, ряды стульев, народ сидит, в основном в тюбетейках, вроде как узбеки. То ли они там кино смотрели, то ли концерт, я так и не понял. Свет загорелся, все тюбетейки разом к нам повернулись, смотрят молча.