Дети Сталинграда - страница 9

Настенка видит, как довольна тетя Тоня. Он сейчас же использует этот благоприятный момент. Он поет:

Спел. Протянул руку. Ждет, когда ему дадут пряник или конфету, — они всегда у тети Тони в столе для самых маленьких.

К концу дня тетя Тоня устала порядком. А ведь надо бы домой сбегать, посмотреть, как дочка день прожила. Уж совсем было собралась тетя Тоня, да вспомнила — завтра Восьмое марта. Значит, предстоит репетиция. Как ни крути, а домой она сегодня не попадет. «Ну, ладно, завтра я вам устрою», — сказала тетя Тоня сама себе и отправилась на репетицию.

А на следующий день по детдому прошел слух, будто тетя Тоня по случаю Восьмого марта забастовала, не работает. А вместо нее на кухне орудует новый повар. Любопытные повалили на кухню. Их встречал мужчина в гимнастерке, военных сапогах — видно, бывший фронтовик. На вопрос, где тетя Тоня, новый повар сначала брал под козырек, молодцевато отстукивал каблуками, потом рявкал:

— Не р-работает!

Пришла мать тети Тони.

— Это почему же не работает? — спрашивает она.

— По случаю Восьмого марта.

Старушка не унимается.

— Все работают, а Тоне моей праздник. Что за цаца, скажите на милость!

Мать тети Тони бежит к директору детского дома.

— Евгения Эдуардовна! Что же это получается? Все работают, а моя Тонька барыня?

— В чем дело? Почему Тоня барыня?

— Так вы не знаете ничего? Вместо Тоньки-то — мужик. Так и рявкает, так и рявкает. Это он умеет. А вот накормит ли он вас хорошим обедом — не знаю.

Женщины идут на кухню, чтобы расспросить хорошенько.

Евгения Эдуардовна вошла и обмерла. В самом деле — мужчина. Он галантно раскланялся, видимо, угадал начальницу.

— Иван Иванович, будем знакомы.

По какому-то едва уловимому жесту Евгения Эдуардовна поняла, что тут нечисто. Посмотрела на повара долгим внимательным взглядом, потом спросила:

— Тоня, это ты?

— Никак нет. Антонина Васильевна не работает.

Иван Иванович почему-то забубнил, как дьячок. Теперь уж отпираться было бесполезно. Тетя Тоня сорвала с себя усы, фуражку. Евгения Эдуардовна хохочет. Немного успокоившись, говорит:

— Ну и отлила ты, Тоня.

Решили эту шутку ребятам показать. Тетя Тоня, вернее, Иван Иванович, пошли с директором по группам, Евгения Эдуардовна говорит ребятам:

— У нас, ребята, новый повар. Иван Иванович. Прошу любить и жаловать.

Ребята ахали от такой неожиданности. Разглядывали придирчиво. Римма Колетвинцева расплакалась:

— А тетя Тоня?

Тете Тоне стало жалко Римму, и она разоблачилась, успела сказать только:

— Эх, Римма, весь спектакль испортила.

Но тут пошли такие аплодисменты, крики «ура»! Ребята повскакали с мест, окружили тетю Тоню и Евгению Эдуардовну. От полноты чувств кто-то запел «В лесу родилась елочка». Всем стало радостно, и ребята засмеялись. Римма Колетвинцева тоже успокоилась и спросила к всеобщему удовольствию:

— Теть Тонь, а пышки завтра будут?

— Эх, куда же я от вас денусь? Будут вам пышки, будет и свисток!

Как сейчас, всплывает в памяти тот день, когда мы, несколько девушек, окончивших педучилище, переступили порог детского дома.

В двух небольших комнатах находились около сорока ребят разного возраста. Они подняли глаза и с любопытством посмотрели на нас.

Вот вышел на середину комнаты трехлетний Гриша Заводюк. У него тонкие ножки и огромный живот.

Сдерживая слезы, я невольно отвернулась.

Все эти Вали, Гриши, Коли, Томы перенесли на своих детских плечах тяжесть войны. Это дети Сталинграда, дети фронта, дети войны…

Немного пришлось поработать в коклюшном отделении, где было еще труднее. Дети не забыли пережитого. Кроме того, болезнь: громкий кашель, рвота, порой кровотечение от сильного напряжения. Дети только ели, мало играли. Иногда ходили на прогулку или слушали сказку.

Позже меня направили в группу трехлеток. Эта группа считалась самой трудной.

Вторая смена. Вхожу в спальню. Дети спят на коечках. Познакомилась с планом работы.

Проснувшись, дети приветствовали меня радостными криками: «Другая мама пришла!»