Дети водяного. Последнее чудовище - страница 43

— Сопротивление бессмысленно. Считай, что ты уже мертв, — сказал Тоно.

— И пускай, — прохрипел Ранильд. — Зато моя душа бессмертна. А ты превратишься в падаль!

Тоно вздрогнул и в растерянности провел рукой по волосам.

— Не могу понять, почему это так, а не иначе, — сказал он. — Наверное, ваш род с точки зрения вечности лучше нашего…

Ранильд понял, что у него есть шанс. Он прыгнул вперед и схватил меч. Но Тоно оказался хитрее — когда Ранильд взмахнул мечом, он просто отклонился в сторону и резко ударил ребром ладони по руке капитана. Ранильд выронил меч, и тут же Тоно нанес ему удар ножом. Ранильд рухнул на палубу. В эту минуту над морем взошло солнце. Алые пятна крови на палубе сделались нестерпимо яркими.

Капитан был ранен не смертельно. Он поглядел на Тоно, который стоял над ним, и прохрипел задыхаясь:

— Позволь мне… исповедаться перед Богом… Я не хочу гореть в аду…

— Какое мне до тебя дело? У меня нет души.

Тоно поднял слабо дергающееся тело Ранильда и швырнул за борт на съедение акулам. Эяна уже карабкалась на мачту, чтобы прикончить Сиварда, который жалобно скулил в вороньем гнезде.

Ванимен, царь и властитель народа лири, ныне ка питан безымянного корабля — ибо он рассудил, что прежнее название «Pretiosissimus Sanguis»[3] предвещало бы его подданным беду, — стоял на носу и смотрел на море. Все, кто был на палубе, заметили, что лицо царя мрачно, а могучие плечи понуро поникли. Позади плескался на ветру парус, в небе покрикивали чайки, то одна, то другая с лету опускалась на гребень волны и снова взмывала в небо. Море было неспокойно, волны с силой ударяли в корпус корабля и порой обдавали брызгами палубу. Здесь было тесно, подданные Ванимена, в основном дети и женщины, жались друг к другу, толкались, никак не могли удобно устроиться. В толпе уже раздавались гневные выкрики.

Но Ванимен ничего этого не замечал. Его взгляд блуждал где-то далеко над волнами. Море было темно-серым, как сталь, по нему неслись волны с грязно-белыми, словно последний весенний снег, гривами, они вздымались все выше под нависшими над морем рваными клочьями темных туч. Ветер свистел и завывал, гудел в снастях, его порывы становились все более резкими и безжалостно хлестали по голому телу. Над горизонтом сгущались тяжелые грозовые облака. Иссиня-черная пасть поглотила солнце. С каждой минутой темная туча росла и ширилась, в ней вспыхивали зарницы, над морем гремели отдаленные громовые раскаты, и гул их разносился на сотни миль над бескрайним простором.

Все подданные Ванимена, которые плыли за кораблем в море, встревожились, почуяв непогоду, и поспешили подняться из глубин на поверхность. Они не поместились бы на корабле, да и не рассчитывали на это, но детям и женщинам в любую минуту могла понадобиться их помощь. Ванимен рассеянно поглядел туда, где среди мощных валов мелькали гибкие поджарые пловцы. Невдалеке разрезал волны спинной плавник его верной касатки.

К Ванимену на носовую надстройку поднялась Миива. Ее голубые волосы были заплетены в косу, тогда как светлую гриву Ванимена трепал ветер. Миива зябко куталась в плащ. Из-за шумного рокота волн ей пришлось почти кричать, чтобы Ванимен услышал:

— Рулевой просил передать, он боится, что корабль не устоит, если ветер не ослабнет. Румпель вырывается из рук, вертится, точно морской угорь. Может быть, надо как-то использовать парус?

— Поставим парус на рифы, — решил Ванимен.

— Надо уходить от шторма.

— Но ведь шторм идет с… с норд-веста. Значит, мы повернем назад и потеряем расстояние, которое прошли с таким трудом? С тех пор как мы покинули воды Шетландских островов, мы столько претерпели: борьбу с противным ветром и встречными течениями, штиль… Неужели все было зря?

— Если попадем в шторм, то можем лишиться корабля. Не спорю, капитан-человек, наверное, сумел бы лучше меня вести корабль. Он действовал бы по науке. Но и мы ведь за эти дни, за эти долгие, долгие дни плавания, научились ходить под парусом. У нас теперь есть маленькая корабельная команда. Да… в самом деле, очень маленькая. Остается только гадать, откуда может прийти спасение.