Дети водяного. Последнее чудовище - страница 67
В качестве места встречи, куда Нильс и Тоно с Эяной должны прибыть через год, выбрали Борнхольм, отдаленный остров в Балтийском море. Тоно хорошо знал Борнхольм и любил там бывать, поскольку людей на острове жило совсем немного. Нильс во время своего первого плавания также побывал на Борнхольме, который являлся ленным владением Лундского архиепископа. Очень кстати оказалось то, что Нильс завязал тогда приятельские отношения с одним старым моряком из Сандвига, настоящим морским волком, у которого было собственное судно. Старик любил поворчать, но на него можно было положиться. Нильс предложил: пусть Тоно и Эяна приплывут на Борнхольм под видом чужестранцев, разыщут старика и попросят его известить Нильса об их прибытии, но только прежде обязательно позаботятся, чтобы никто их не увидел на Борнхольме. Чтобы оплатить расходы, брат и сестра пускай возьмут несколько золотых цепей, от которых легко отделить одно-два звена. Старик не откажется съездить в Данию, он разыщет Нильса и передаст ему все, что будет необходимо.
— Итак, через год. Если останемся в живых, — сказал Тоно, и они с Нильсом скрепили договор рукопожатием.
Ингеборг и Хоо стояли на берегу. Вокруг клубился туман, серебристо-белый в рассеянном солнечном свете. У их ног тихо плескался Каттегат.
— Мне пора, — сказал Хоо. — Надо уплыть, пока туман не рассеялся, а то меня могут увидеть.
Хоо должен был вывести «Хернинг» в открытое море, дойти на корабле до северного побережья Швеции и там разбить его вдребезги о прибрежные скалы: нельзя было оставлять обломки «Хернинга» там, где их мог кто-нибудь опознать. А потом серый тюлень Хоо поплывет к родным скалам острова Сул-Скерри.
Ингеборг обняла Хоо, не замечая, что от него воняет рыбой, не замечая и того, что неприятным запахом пропитывается ее платье. Она спросила сквозь слезы:
— Увидимся ли когда-нибудь?
Хоо грузно подался назад, от удивления он наморщил лоб и разинул рот:
— Девушка! Зачем тебе со мной видеться? Почему ты этого хочешь?
— Потому что ты добрый, — пробормотала Ингеборг, — и заботливый, ласковый. В этом суровом мире и вдруг столько доброты… Или не в этом мире? В другом?
— А что, если бы ты перешла в наш мир? Нет, Ингеборг, морская стихия — наша разлучница. — Хоо вздохнул.
— Но ведь ты мог бы иногда приплывать сюда? Если у нас с Нильсом все пойдет так, как мы рассчитываем, я, наверное, поселюсь где-нибудь на острове или куплю земельный участок на берегу…
Хоо взял ее за плечи и посмотрел ей в глаза.
— Так, значит, ты одинока?
— Не я, а ты.
— И ты думаешь, что мы с тобой… Нет, моя радость. Тебе уготована одна судьба, мне же совсем другая.
— Но прежде чем рок нас поразит, мы…
— Нет. Конечно.
Хоо замолчал. В воздухе плыл туман, громче стал слышен плеск волн.
Наконец Хоо медленно, с трудом подбирая слова, сказал:
— Очарование смертной женщины — вот что я полюбил в тебе. Я ведь провижу судьбы. В твоей судьбе все очень смутно, неясно, я почти ничего не различил, но, вглядываясь в твое будущее, я вдруг почувствовал страх. Да-да, каким-то странным, неведомым ветром вдруг повеяло от твоей судьбы. — Хоо отступил на шаг назад. — Прости, — сказал он и вдруг выставил вперед огромные руки, как будто пытаясь отстраниться от чего-то страшного. — Не надо мне было этого говорить. Прощай, Ингеборг.
Он повернулся и тяжело зашагал прочь. Уже почти скрывшись в тумане, Хоо крикнул:
— Когда настанет время дать жизнь моему сыну, я буду думать о тебе!
Шаги Хоо замерли вдали. Потом послышался всплеск — он нырнул в море. Когда туман рассеялся, корабль был уже у самого горизонта.
Настоящего прощания так и не получилось. Настоящее прощание было раньше, еще в море, до того как «Хернинг» бросил якорь для последней стоянки у туманного берега. Ингеборг и Нильс еще долго стояли у моря и глядели на корабль, уносивший их возлюбленных на север, пока когг не скрылся из виду. Небеса широко распахнулись над морским простором, море заблестело, поймав первые проблески вечерней зари, вдали мелькало черное пятнышко — в небе парил баклан.
Нильс первым вернулся к действительности: