Дети восьмидесятых - страница 43

А меня бы сурово осудили и отметили, что всё я делаю не так, т. е. не по-книжновоспитательному. «Работать вы не умеете. Вам просто повезло: дети попались замечательные». Это заключение я храню как образец педагогической премудрости (а что дети замечательные — так это я и сама знаю).

Татьяна больше не прогуливала и даже умудрялась не опаздывать, что стоило больших усилий. Их с Наташей путь в школу был настолько извилист, что больше смахивал на лабиринт. Надо обойти все дворы, перепрыгнуть через все лужи, а тут ещё и стройку затеяли — там каждый день что-нибудь новенькое, — словом, много, очень много важных дел у двух девочек по дороге в школу.

До чего трудно вырабатывать привычку (именно привычку!) к добросовестному выполнению своих обязанностей. Всё рывками, всё через силу. В конце I класса, вроде, дело пошло на лад, а сейчас треть — новенькие, да и «старички» далеко на все в порядке: отступать-то легче. Опять не чувствую поддержки дома. Перед уроками труда приходится выслушивать длинный перечень уважительных причин, по которым детей безусловно надо освободить от всяких трудовых усилий, немедленно предоставить им возможность всласть побездельничать на уроке, но при этом единицу, конечно, не ставить.

— Я забыл…

— Я потерял…

— Я положил, но не знаю куда…

— Нечаянно порвал…

— Случайно сломал….

И тому подобное.

Работа с тканью. Делаем книжечку для талонов. (Мы делаем только нужные, полезные вещи: игольницу, футляр для ключей, газетницу, прихват, шкатулку для всякой мелочи и т. д. И только из отходов: тряпочек, коробок, банок, — словом, из того, что люди обычно выбрасывают. Именно такое мышление, только в более широких масштабах, понадобится будущему.)

— У нас дома нет кнопок…

— А у нас ниток нет. Никаких…

Послушаешь — руки опускаются. Контроля дома нет, а в одиночку такую махину не сдвинешь.

Ввела тематический учет по труду. Каждый обязан сделать и сдать все изделия. Троечные, сляпанные кое-как, не принимаю, всеми средствами давлю в этом направлении, чтобы стыдно было даже приближаться к контролеру с недоделкой в руках. Требуется помощь — пожалуйста, направляю консультантов, их у нас уже много. В трудных случаях помогаю сама. Но халтуре — никаких послаблений.

Идёт к столу Алёша П. Идёт и глаза прячет: вместо красивой, тщательно сделанной игрушки, каких уже много на столе, несёт сдавать какой-то утиль. Да ещё «в нагрузку» пытается вручить целый список причин и объяснений.

— Алексей, эти игрушки — ты же знаешь — мы подарим малышам из детского сада. Посмотри, какие замечательные вещи лежат — ребята постарались. А теперь представь: приходим мы в детсад, показываем малышам сценки, потом дарим игрушки — одному грузовик, другому коляску (беру в руки, любуюсь, показываю Алёше), а третьему что достанется, вот этот хлам? А может, подарим твои объяснения? Или парочку причин, по которым ты не смог — не сумел — не захотел — поленился сделать? Ну, что, может, всем покажем твоё «произведение»?

— Ой, нет, не надо! — Алеша бежит переделывать.

Вот так понемножку учимся прогнозировать, предвидеть результаты своих действий: страшен человек, не видящий ничего дальше своего носа.

Стараюсь пропитать моих тружеников мыслью: всякая халтура недопустима, — её всё равно придётся исправлять, но уже с большими затратами усилий, времени, а то и с крупными неприятностями. Брак в работе должен стать вначале крайне невыгодным, а потом и внутренне невозможным. Не умеешь — научим, не получается — поможем, но если не хочешь — сам себя накажешь. И никаких послаблений и скидок: он ещё маленький. Вырастет — поздно будет. Стараемся полностью исключить вариант «авось сойдёт».

Это внешнее давление — ровное, постоянное, основательное. Усиливается и внутреннее давление. Помогают театральные методы.

Хочу процитировать небольшой отрывок из повести-сказки Э. Успенского «Гарантийные человечки».