Дети Земли - страница 17
Все были поглощены работой. Воздушные лётчики, единственные люди, которые после смены двигателей оказались сравнительно свободными, взяли на себя обязанности поваров и по очереди состязались в приготовлении лакомых блюд русской и украинской кухни.
Вечно брюзжащий и всем недовольный Синицын настолько ушёл в составление реактивов, в перелистывание книг, которые он должен был в последний момент оставить на Земле, что начинал ворчать только тогда, когда Галя и Маша затевали возню. Случалось, что в ней принимал участие и Максим Афанасьевич Медведев. Он озорничал серьёзно, с глубокомысленным видом. Со стороны могло показаться, что он даже смотреть не хочет с высоты своего майорского величия в сторону девушек. Но стоило им отвернуться, как его взгляд, точно подсолнечник к солнцу, обращался к Капитанской дочке.
Константин Степанович и Маша часами просиживали с Беловым, считывая расчётные таблицы, вычисляя возможный расход рабочего вещества, проверяя инвентарь и выполняя тысячу других мелких дел, зачастую не имеющих никакого отношения к высотам науки.
Начальник экспедиции проверял каждую деталь, залезал в каждую щель корабля, с которого он порой не сходил до глубокой ночи. Но у него, пожилого, серьёзного человека, всегда находилось время, чтобы оценить работу молодых, дать нужный совет, а то просто весело пошутить.
Среди этих не так давно ещё совершенно чужих людей Галя чувствовала себя, как в родной семье, и даже брюзжание старого геолога подчас действовало на неё успокоительно, как стрекотание добродушного сверчка.
Но больше всего Галя подружилась с Сидоренко. И не мудрено: оказалось, что полковник был другом её отца, воевал в одной с ним части и раз или два видел Галю совсем маленькой девочкой. Узнав эти подробности, Галя все свободные минуты теперь проводила с Иваном Тимофеевичем, который быстро и незаметно превратился просто в дядю Ваню. Галя упорно и настойчиво выспрашивала всё о своих родителях, особенно об отце. Понемногу она узнала его наружность, привычки, характер.
Рассказ о его подвиге и смерти она выслушала только один раз и больше никогда об этом не заговаривала. Зато каждой новой мелочи о его жизни радовалась, как ребёнок. Сначала Сидоренко хмурился, отвечал нехотя и явно избегал подобных разговоров. Но мало-помалу он перестал дичиться. От него Галя узнала, что её мать погибла под развалинами дома, который был разбит авиабомбой незадолго до того, как умер отец. Каким образом спаслась Галя — Иван Тимофеевич не знал.
— Наверное, откопали! — обычно отмахивался он, прекращая разговор. При одной из этих бесед случайно присутствовал Белов. Он очень внимательно выслушал до конца Галину грустную повесть и потом долго расспрашивал полковника о подробностях, удивляясь, как Галя могла уцелеть. Иван Тимофеевич был не в духе.
— Ну то вы до менэ прискипалысь, коль я и сам ничого не розумию! — под конец отрезал он сердито.
Белов поднялся и, понурившись, ушёл. Несколько дней подряд он был необычно рассеян и молчалив. Галю глубоко тронуло его безыскусственное сочувствие.
Прошло больше года с того удивительного сентябрьского дня, когда Галя впервые увидела космический корабль, и свыше пяти месяцев с тех пор, как экипаж «Урана» переселился в кабину и жил полностью изолированный или, как говорила Маша, отрешённый от всего земного. Единственное, что соединяло членов экспедиции с внешним миром, было радио и телефон.
По установившейся традиции, вечерами после тяжёлого трудового дня все собирались в жилом отсеке и отдыхали — читали, слушали музыку, а то и просто болтали, о чём придётся.
В один из таких вечеров, когда усталые члены команды собрались за круглым столом, произошло небольшое событие, последствия которого заметно скрасили жизнь обитателей этого крошечного мирка.
Максим, перелистывавший учебник астрономии, заинтересовался старинной звёздной картой, испещрённой фигурами странных людей и чудовищных животных, изображавшими созвездия. Маша терпеливо объясняла ему, как они называются, но когда Максим спросил, как возникли эти названия, она замялась. Ей на выручку пришёл Константин Степанович. По своему обычаю щурясь и улыбаясь, он ответил, что происхождение названий большинства созвездий тонет в глубинах древности, но что во всяком случае об одном из них есть совершенно точные сведения и даже довольно интересные.