Детский “Декамерон” - страница 3

А ведь взрослость не в том, чтобы механически освоить навыки любовной науки — это-то рано или поздно случится с каждым подростком, но в работе души.

В сущности, в книгах НДЛ достаточно вполне серьезных переживаний — которые действительно делают и героев, и читателей старше. Но почему-то душевные переживания, ведущие к личностному взрослению, существуют отдельно от эпизодов с поцелуями. По моему, в таком случае интимные подробности — просто “клубничка”.

Разве раньше в литературе поцелуев не было? Да были, конечно. Только экспозиция этих сцен выстраивалась иначе. Помните у Астрид Линдгрен — свидание Бетан и ее дружка Пелле, которое коварно расстроил мелкий пакостник Карлсон? Разумеется, никакого бешеного танца и страстных лобзаний. Робкий, трепетный, невидимый читателю поцелуй. Мы слышим только тихое: “— Я тебя сейчас поцелую, Бетан”. Одна, всего лишь одна деталь — хриплый мальчишеский голос, раздавшийся в полной тишине и темноте. Этого оказывается достаточно, чтобы передать волнение и таинственность момента.

Что, теперешним детям этого мало? Им потребны учебники в духе европеизированной Камасутры?

Наши дети: настоящие и не очень

Но вернемся к Берту. По мере чтения книги очень быстро выясняется, что шведский пятиклассник по имени Берт тайно озабочен исключительно отношениями с противоположным полом. При этом на каждой странице он обнаруживает детсадовские комплексы — вроде боязни того, что покупка розового пенала может уронить в глазах окружающих его мужское достоинство (несмотря на то, что пенал этот всего-навсего предназначен в подарок однокласснице на день рождения). В результате герой, поздравляя подружку, ограничивается розовыми шнурками. Причем делает это анонимно.

Надо признать, авторы нашли хороший повод обнаружить потребительские стереотипы, формируемые — не без усилий маркетологов и рекламистов — уже в дошкольном возрасте, и сумели весело посмеяться над условностями, которые действительно отравляют жизнь многим детям в ситуации навязанного выбора, когда товар маркируется строго по гендерному принципу. “Настоящие” мальчики выберут череп с костями, “настоящие” девочки — пучеглазых котяток с розовым бантом на шее. Те, которым не нравится ни то, ни другое, — видимо, с детства должны быть классифицированы как типичные маргиналы с неопределенной сексуальной ориентацией...

Собственно, главная проблема персонажа этой книги коренится в необходимости балансировать между боязнью быть осмеянным и стремлением к тому, чтобы быть крутым, взрослым и, значит, запросто подружиться с понравившейся девчонкой. Это интерес, замешанный на страхе. Актуально для ребенка этого возраста? Пожалуй, да. Здесь вопросов нет.

Насторожило меня другое. Суждения мальчика показались мне нарочито младенческими (тем-то они, разумеется, и забавляют читателя) и потому откровенно диссонирующими с чрезмерно развитым интересом к отношениями с противоположным полом. Этот естественный интерес проявляется не просто в стремлении свободно общаться и проводить досуг с девочкой. Достаточно невинные поцелуи я тоже, в общем, полагаю в этом возрасте явлением естественным, хотя и не обязательным. Но “опасные дальнобойные” поцелуи (“это когда рот открывается и языки встречаются...”) — это, пожалуй, для одиннадцати лет — чересчур. Вы не находите?

В этом смысле персонаж Якобссона и Ульссона — очень “продвинутый” мальчик. Это само по себе удивительно, а еще поразительнее тот факт, что исподволь насаждается мнение: такой персонаж, рано и несколько неравномерно созревший (как покрасневшее пока лишь одним боком зеленое яблоко) — и есть самый реальный и живой современный ребенок.

Когда книжная аннотации объясняет мне, что в книге рассказывается история о настоящем, не приукрашенном ребенке, я знаю, что не стоит принимать подобные обещания всерьез. Разумеется, он приукрашен: дело любого художника — деформировать и преображать реальность в соответствии с поставленной перед собой задачей, а художественная правда — это вовсе не официальный отчет из детской комнаты милиции. Но меня все же задевает эта формулировка — если мой ребенок не похож на Манолито, не называет дедушку Суперпростатой, в двенадцать с половиной лет еще не знает, что такое оральный секс и не интересуется порножурналами — то он что — ненастоящий? В таком случае в моем окружении полно ненастоящих детей. И у меня нет желания ускорять их “чудесное преображение” в “настоящих”. Всему свое время.