Детство Зайчонка - страница 6

Тем не менее, осмотр «плантации» посеял в моей душе разочарование. Почти вся она была покрыта плетями гороха. Оказавшись внутри изгороди, я довольно уверенно оценил её площадь соток в десять-двенадцать, что, если считать урожайность по килограмму-полтора с квадратного метра, позволяло надеяться примерно на тонну зерна на зиму. Ну, в расчете на десять человек населения стойбища это вполне ощутимый запас. Кроме того, ведь ещё и привезено было немало чего-то зернового. Так что ничего удивительного в обильном питании нашего древнего рода нет. Продовольственный вопрос остро не стоит.

Кроме того не меньше пары соток занято корнеплодами, названий которых мне не назвать — торчат из земли пучки листьев, и всё тут. Почва была взрыхлена, но давно не обрабатывалась, отчего схватилась поверху коркой и подёрнулась сорняками, хотя они и не буйствуют, но куда же без них, проныр?! Я было схватился за особо наглый стебель, но даже оборвать его не смог, не то, что выдернуть. Надо скорее расти и набираться сил, для чего имеются все возможности.

Произвести аграрную революцию в этом месте и в это время, вряд ли в моих силах. Дело в том, что основная культура весьма неплохо ухожена: плети её не стелются по земле, а обвивают треноги из палочек, схваченных поверху верёвочкой. Что я ещё могу заключить из увиденного, так это то, что приближается только середина лета, потому что именно в это время данную культуру обычно убирают. Это хорошо, что до зимы пока далеко.

Ещё один эпизод заставил меня призадуматься. Это было, когда, выколачивая мусор из очередного крапивного пучка, я измохратил два последних прута. Естественно, найти пару небольших камушков, труда для меня не составило, и я смело отправился под уклон к зарослям ивняка, чтобы заготовить новую порцию инструментария.

Ага! Разогнался! Не так-то просто перетерзать камнем веточку. Тут бы стальное лезвие… а лучше — пилочку… по металлу. То есть, чтобы с мелким зубчиком. Натрудившись до пота, я добился того, что лозина потеряла жесткость в отбитом моими усилиями месте, и повисла. Но отрываться не пожелала, как ни дёргал, как ни крутил.

И тут — шорох справа, и направленный на меня взгляд зверя, явно не травоядного. Вытянутая морда, полоски. Барсук, что ли? И ведь размером это животное ничуть мне не уступает. Впечатление такое, будто эта скотина никак не решится, нападать, или нет. Вот тут-то и взыграла во мне сила молодецкая — прут оказался, наконец, оторван, а потом я сделал три шага навстречу «посетителю». Удар у меня, как Вы догадываетесь, поставлен прекрасно. Хоть локтевой, хоть кистевой, хоть плечевой. Я ведь этим занимаюсь целые дни напролёт. Свежеотломанный прут свистнул и ударил барсука по голове — я и сам не ожидал от себя подобной резкости.

Мой противник завизжал от боли и исчез в кустах.

— Молодец! Хороший охотник, — оказывается, папа находится рядом со мной и держит в руке копьё. — Молодой зверь хотел поиграть, но ты дал ему понять, что человека следует боятся.

Больше он ничего не добавил, а помог мне нарезать лозы — острая кромка наконечника его копья прекрасно перепиливала прутья, которые я натягивал. На обратном же пути, видимо, внутренне поколебавшись, сказал:

— Когда в другой раз тебе понадобится что-то в зарослях, позови с собой меня или маму. Мы тебе поможем.

Наивный юноша! Будто я не понял, что он боится за меня. Но всеми силами старается говорить так, чтобы не унизить, не выставить маленьким и беспомощным, не посеять страха в юном сознании подрастающего сына. Ох и мало знают наши историки о психологии древних людей! Да ведь обычно детёныша, вляпавшегося в опасную ситуацию, как минимум отругают, а то и отшлёпают. А тут — совсем иной подход к воспитанию.

Папа взял меня на рыбалку. Разбудил затемно, когда мама ещё спала. Так я и насосался молока — она не то, чтобы ничего не почувствовала — вряд ли это возможно, но продолжала дремать, лишь повернувшись так, чтобы нам обоим стало удобно. Мужчины же вовсе не завтракали, а сразу принялись одеваться при свете горящего в землянке костра. На мои руки и ноги натянули волосатые трубы, видимо части шкуры, снятые с конечностей животных. Подвязали их ремешками, чтобы не спадали. Ноги обернули шкурками, да ещё и самого нарядили в подобие пончо из небритой шкурки. Потом наша команда при свете луны спустилась под уклон и пробралась к речке, преодолев, пусть и по тропинке, довольно густые заросли. «Пожалуй, тканая одежда не защитила бы от этих ветвей», — рассудил я, когда мы добрались до стоящей на берегу большой долблёнки.