Девчонки на войне - страница 6
— Я помню, как вас всех встречали в Москве. Ведь ваш экипаж прославился на весь мир.
— Да, слава… Помнишь, как у Виктора Гусева:
Только слава — это не аплодисменты и восхищение. Это ответственность. Думать: сколько для тебя сделано другими, все ли ты до конца выполнил? Стань сам себе строгим судьей, и тогда твое самомнение будет сидеть в темном углу, за крепкой решеткой самокритичности. Вот повоюете, станете вы у меня гвардейцами, ордена появятся у многих, смотрите — не задаваться!
— Ну-у… нет! Не будем! — гудим мы.
— О! — спохватывается Раскова, взглянув на часы. — Давно уже время отбоя прошло. Заговорили вы меня, а завтра рано лететь. Пора отдыхать!
Мы тихонько укладываемся спать, но долго еще перед глазами шумит далекая суровая тайга, висит хмурое небо над сопками, пузырятся топи и болота и видится затерявшаяся в таежных дебрях маленькая женщина…
Женя проверяет, все ли улеглись, и выключает свет. Проходит в коридор, где стоит стол дежурного по полку: ее дежурство кончается сегодня в двенадцать часов. Садится и, развернув тетрадь дежурств, делает заметки. Тихо скрипит дверь, ведущая в комнату, где спят летчицы, и на пороге показывается фигура в белом нижнем белье, но на голове браво надвинутая пилотка.
— Ты куда? — Женя не разбирает в полумраке, кто это.
— Разрешите пройти, товарищ комэск?
— Куда тебе?
— Да… — мнется девушка.
— А пилотка зачем на голове?
— Ну… А вдруг приветствовать придется кого-нибудь.
— Марш отсюда! Чтобы в таком виде мне на глаза не показывалась!
Дверь громко хлопает, а Женя смеется, вытирая глаза рукой.
— Ну, вояки! Господи, выучу я их когда-нибудь?!
Женя поднимается с рассветом, чтобы проводить Раскову. Командир сначала должна побывать в первой эскадрилье, базирующейся на другом аэродроме неподалеку, а затем улететь в Москву за новым заданием для полка.
Самолеты на стоянке завалены снегом. Изморозь серебряными узорами блестит на винтах. Только площадка у самолета командира полка уже расчищена, и механик с паяльной лампой в руках отогревает моторы. Синие тени дрожат на снегу от шипящего пламени лампы. Потирая щеки шерстяной варежкой, Женя подходит к самолету.
— Все готово, товарищ комэск! — докладывает механик.
>Командир полка пикирующих бомбардировщиков Герой Советского Союза Марина Раскова.
— Воду залили?
— Залить-то залили, да все время на прогреве держать надо, — говорит механик, поправляя замасленную шапку припухшими от мороза руками. — Пока довезут, — кивает он в сторону бочки, установленной на полозьях, — уже холодная. А моторы гонять — сколько бензина израсходуешь. Так вот и крутимся: то моторами греем, то лампой.
— Да, мороз-то зверский. Не забудьте долить бензобаки.
— Заправщик сейчас подойдет.
Женя идет дальше по стоянке. Неподалеку от самолета командира полка стоит еще одна машина. Ровные снежные кирпичи аккуратно сложены вокруг этого самолета полуовалом, и, как показалось Жене, даже сама стоянка подметена: за хвостом машины, там, где находится длинный ящик с инструментом, лежит забытый веник.
«Татьянина машина, — думает Женя, взглянув на номер самолета, — молодец девка. Раньше всех встала, хоть чистить стоянки приказано после завтрака. Молодец…»
Она возвращается, увидев Раскову у самолета.
— Жди приказа, Евгения Дмитриевна, — говорит Раскова, затягивая шлемофон, — и сразу же вылетай к новому месту базирования, не ожидая моего возвращения. Я вылечу с первой эскадрильей.
— Понятно, товарищ командир.
— Следи за погодой, при сомнительных погодных условиях не вылетай. Лучше задержись, тогда уж полетим вместе.
Раскова занимает место в самолете, слышна команда «От винтов!» — и снежный буран бушует позади самолета. Женя отходит к краю стоянки. В открытое боковое окошко кабины ей видна Раскова. Губы ее шевелятся: похоже, она что-то говорит радисту. Потом улыбается Жене и, высунув руку в окошко, машет в сторону. Техник лезет в шасси вытаскивать тормозные колодки.
Женя идет к старту. На укатанной белизне взлетной полосы чернеют полотнища посадочных знаков. Дежурный из стартового наряда в одиночестве притопывает у края полотнища.