Девочка Надя, чего тебе надо? - страница 5
Костя встает, выключает телевизор. Гибкий, двигается бесшумно. Ложится рядом с Надей.
Тени плавают по потолку. Во сне вздохнула дочка, повернулась. Кровать скрипнула. Надя лежит с открытыми глазами. Лицо у нее сердитое, как у дочки во сне. Очень они похожи…
…Надя падала, раскинув руки, падала сквозь редкие облака к земле, еще далекой, утренней, с голубыми, желтыми и светло-зелеными квадратами полей, рекой, сверкающим полукругом огибавшей город, еле видимый справа, — пестрота крыш, дома.
Это еще не падение — полет, когда тебя вращает, если захочешь. А не захочешь — ты свободно лежишь на плотной подушке воздуха, плоско лежишь, как на воде, и через воздух, как через воду, видишь, как внизу, в прозрачной глубине, проступают предметы, знакомые тебе, но пока что они так удалены и приближение их едва заметно. Время остановилось, и ты но возможности растягиваешь его. Игра с пространством затягивает, захватывает — пока земля, надвинувшись резко, не напоминает о себе.
Спокойный обзор кончается сразу. Камнем летишь, камнем в падении себя ощущая.
Но пока что — полет…
Лицо Нади скрыто за широкими очками. На голове — белый шлем. Полет ее направлен. Вокруг нее разбросаны в небе такие же фигурки парашютисток, летящих к земле. Плавные, еле заметные движения рук, и Надя уже скользит вправо, приближаясь к одной из парашютисток, тоже в белом шлеме, в ярко-синем комбинезоне, в тяжелых ботинках на толстой, рифленой подошве:, так свободно и странно провисших в пустоте.
Маневр Нади понят и принят. И вот уже они летят рядом, вытянув руки, пальцами касаясь друг друга, сближаясь шлемами, расходятся, продолжая полет, и соединяются снова, как бы приглашая всех остальных, летящих вблизи и в отдалении, собраться вместе.
Вскоре, образуя вытянутыми руками круг из белых, синих, оранжевых курток, они цветком зависают над землей, неясно проступающей сквозь редкие облака, еще далекой…
Как день начнется, так он и дальше пойдет. Это Надя знала точно, втайне подозревая, что множество людей точно такого же мнения.
Утром в цехе она первым делом заглянула в техничку.
За фанерным окошком, как и вчера, стояла все та же, как Наде показалось, совершенно безликая девчонка с белесой челкой на лбу, в довольно замаранном халате и косынке, завязанной небрежно. Вообще она раздражала Надю, и главным образом потому, что на ее месте, здесь, вот за этой зеленой фанеркой, в этой прорези должно бы появиться совсем другое лицо.
— Где Лиза? — спросила Надя.
— Откуда я знаю? — как и вчера, точно таким же бесцветным голосом ответила девчонка. — Я бы сама ни нее посмотрела, на эту Лизу. Просто как Джоконда. У меня все про нее спрашивают. Третий день.
— А ты откуда? — спросила Надя.
— Вы меня вчера спросили, но не дослушали. Я здесь по направлению. У меня производственного стажа не хватает.
— А куда ты поступаешь?
— В медицинский. Уже второй год.
— Очень хорошо! А что ты у нас делаешь? — Надя раздражалась все более.
— Все что попало, — спокойно отвечала девчонки из этой фанерной дыры. — Меня сначала в машбюро отправили, Я в столовой работала. Справа от проходной, знаете?
— Знаю, — сказала Надя. — Знаю я эту столовую. Кто тебя к нам направил? Как тебя зовут?
— Вера.
— Фамилия?
— Быкова.
— Вера Быкова, — повторила Надя. — А зачем тебе эта производственная практика?
— Стаж, а не практика, — поправила Вера. — А здесь мне все равно ничего не доверяют. Это не тарелки мыть.
— А тебе у нас совсем неинтересно?
— Ну, как вам сказать… Нет, не интересно.
— Хочешь опять тарелки мыть? — спросила Надя.
— Не очень. Но мне все равно.
— А такая простая мысль, что пойти в санитарки, тебе в голову не приходила? Все ближе к делу!
— Я всю зиму санитаркой работала. В шестьдесят седьмой больнице.
— Ну и что?
— Нужна производственная практика, — сказала Вера.
— Но это полный бред!
— Что вы от меня хотите? — спросила Вера. — В столовую обратно? Пожалуйста. Я тоже все сначала спрашивала: зачем, почему, какой смысл, с какой стати? А это абсолютно никому не нужно. Я для вас никакой ценности не представляю. Главное, я поняла: не сопротивляться механизму всего, и тогда вынесет, понимаете?