Девочки - страница 50
Пришли каникулы. Этот раз много говорили о том, что начнут распускать девочек на лето по домам, a не имеющих родных перевезут на казенную дачу, но ничего подобного на этот год не произошло. Из каждого класса как и всегда, отпустили двух-трех «слабеньких»; среди них уехала и Чиркова, о ней пожалела только ее «кучка», теперь перегрызшаяся между собой и распаявшаяся. В каникулы институт всегда переселялся по этажам, начиная с верхнего. В громадном институтском саду были две крытые галереи, во время каникул в них помещались классы, то есть туда переносили парты и ставили по классам. На второй этаж, где были классы, переносили тюфяки, и девочки спали на полу, кровати же в это время красили и чинили. Когда ремонт доходи до второго этажа, девочки переходили спать наверх, когда парты снова устанавливали на своих местах в классах, в галереях устраивалась столовая. Эти перемены разнообразили институтскую жизнь и нарушали утомительное однообразие. Больше было открытых дверей, окон, больше предлогов бегать туда и сюда, «синявки» не торчали вечно за спиною, родных принимали в саду, и с ними можно было болтать свободнее. Да, наконец, сад, старый громадный сад доставлял девочкам много радости. Передняя площадка, усыпанная светлым песком, была удобна для всяких игр. Справа и слева на ней стояли два высоких столба гигантски шагов, лежали колеблющиеся бревна, закрепленные одним верхним концом, и другие гимнастические игры. В центре сада была большая круглая беседка (на месте которой впоследствии вырыли пруд для купания), направо и налево шли куртины немудреных цветов, затем аллеи, большие лужайки, окаймленные группами густых кустов, внутри которых можно было прятаться, играя в разбойники; задняя аллея, обсаженная старыми ивами, была всегда темна и прохладна. Прелесть сада составляли еще птицы и кошки. Дети отыскивали птичьи гнезда и по секрету показывали друг другу. На пение какой-нибудь пташки девочки сбегались кучами и слушали ее с замиранием сердца. Природа, вечно влекущая к себе человека, очаровывала девочек и вознаграждала их летом за длинные, длинные месяцы, когда они не видели ничего, кроме классных стен, скамеек да ландкарт.
Этой весною в старшем классе произошло необыкновенное событие: маленькая Назарова вывела птенчика из голубиного яйца; весь класс приходил в восторг от этого чуда, и даже классные дамы, ради каникульной свободы и слишком уж большой детской радости, оставили в покое этот оригинальный эпизод. Дело в том, что Назаровой, Бог весть почему, пришла фантазия упросить истопника Ефрема принести ей с чердака несколько голубиных яиц. Ефрем, угрюмый бородатый солдат, соблазненный четвертаком и ласковым голосом маленькой барышни, принес ей штук пять нежных голубоватых яичек.
— А вон энто, — указал он на одно с большим темным пятном на боку, — как есть живое, коли вы, барышня, его теперь в теплую паклю обернете да куда в теплое место положите, из него завтра к утречку, а може, еще и сегодня ночкой махонький голубеночек вылезет.
— Вылезет? — с восторгом спросила Назарова.
— Отчего же не вылезти, — философствовал Ефрем, — вылезет и подохнет.
— Подохнет? — девочка всплеснула руками.
— А как же не подохнуть! Вы, к примеру, не птица, а барышня, под крыло вы его не посадите и из клювика, так сказать, кормить не будете?
— Так зачем же вы, Ефрем, такое яйцо мне принесли?
— А мне что же, играться, что ли, с ними было? Цугнул голубей да и выгреб в шапку все, что там было… А за четвертак покорнейше благодарим. — И Ефрем, хладнокровно оставив сконфуженную, почти испуганную девочку, пошел вниз; а Назарова побрела из коридора в спальню, обдумывая рандеву с Ефремом; по дороге она все время грела дыханием яйцо с черным пятном. Придя в дортуар, она достала коробочку, положила в нее ваты, обернула ею яичко и снова стала дышать на него. Весь этот день и всю ночь до рассвета яичко в коробочке переходило из рук в руки, и все по очереди грели его и дышали, и каждая прикладывала ухо к нему и ясно слышала, как птенчик стучит клювом в тонкую скорлупу. Наутро, после чаю, никакая сила не могла бы разогнать девочек, собравшихся в саду на самом припеке вокруг Назаровой, затенявшей руками от яркого света свое драгоценное яйцо. С восторгом, доходившим почти до испуга, девочки присутствовали при величайшей тайне природы: голубенок проклевал скорлупу, и его большая голова, голая, покрытая сморщенной кожей, с закрытыми выпуклыми глазами, вылезла наружу.