Девушка и Ворон - страница 18

— Да кто ж она такая-то?

— Так и не догадываетесь?

— Нет.

— Малахитница.

— Медной горы хозяйка… — потрясенно ахнула Лиза.

— Она самая. Когда прадед ваш умер, она сгинула. Так обычно и водится у тех, кто на два мира живет. Девочек растила бабушка, но осталось от Малахитницы наследство, и перстень она велела передать той, что раньше сестры замуж выйдет. Видать, чтобы мужа в узде чарами держала… Старшая-то сестра в монастырь ушла…

— Правда… — сказала Лиза. — Да… Я знаю, я чувствую, что все это правда! И зачем только я его надела!

Федор взял ее руку и мягко сжал в своей.

— Простите меня, — сказал он.

— Что же… — Лиза отняла руку и спрятала ее за спину, другой удерживая шаль на груди. — С перстнем прояснилось. Но что я здесь делаю, так и не знаю.

— А мы здесь от Шатуна прячемся, — сказал Воронов. — Вы в беспамятстве у ног его лежали в дубовой роще. А я из ворона человеком обернулся и ударил его по голове, хотя надо было бы прикончить. Да поостерегся стрелять. А вдруг его где-то поблизости сообщники ждали? С ними бы не справился. Проклятыми оборотнями я могу повелевать, когда они в зверином обличье, потому что я царевича-оборотня внук, но против мужичья с дубинами… — он пожал плечами. — И увез я вас, потому что не знал, какова опасность. Отец ваш уехал… А если нападение? Не на дворню же ваших полагаться. Да и сегодня, допустим, наша возьмет, а завтра? Здесь вы в безопасности, пока со мной. Клянусь вам.

— А поцелуй? — тихо спросила Лиза, пытливо глядя на Федора, словно желая что-то прочитать в его душе.

— Поцелуй… — Воронов глубоко вздохнул. — А с ним-то ведь интересно вышло. Но подождите немного… вернемся и к этому. Пока вот что хочу вам рассказать. Сидя на старой яблоне, я смотрел на огонек в вашем окне. В облике ворона терпения мне не занимать. Привлекла мое внимание Таисья, что блуждала по саду, как потерянная, а потом направилась в сторону рощи. Я летел за ней — с дерева на дерево. И хотя ворона сложно удивить, увидев Шатуна, я неприятно изумился. Думал, что уже все, хотя бы здесь вас оставят в покое. Ан нет. Разговор между Шатуном и Таисьей многое для меня прояснил, и мне нужно было решить, что делать дальше, прямо сейчас… Но с девушкой что-то странное стало твориться. Я вообще-то чувствовал, что с ней что-то неладно… но когда она сначала кошкой замяукала, а потом запела…

Лиза вспомнила эту песню, и у нее все похолодело внутри.

— Что же это было такое, Федор Иванович? Это Тая? Что она сделала?..

— Она ведь странная, горничная ваша?

— Многие люди странные. Таисья нелюдима, другие девушки ее не любят. Иногда так начинает говорить, словно лет сто тому назад жила. Ничего никогда себе не шьет, иголок боится…

— Вот-вот. Опасаюсь я, Елизавета Алексеевна, что ваша Таисья давно уже мертва, а то, что сейчас на ее месте — это нежить, русалка. Каким колдовством она человеческий облик на себе постоянно удерживает, понятия не имею, но песнями своими она себя выдала. Это же чистейшей воды русалочья ворожба! Вас она погрузила в непробудный сон, и я тоже поддался, даже в птичьем обличье, ничего не слышал и не знать хотел, кроме пения ее, пока не затихло. А когда опомнился — вы уже лежали в траве… а Шатун… Вот, кстати, и разгадка, почему он один пришел на встречу. Он от Таисьиного колдовства как-то защитился. Отвар полыни можно выпить заранее… Я и вас хотел полынью отпаивать, есть у меня где-то здесь … Свечи зажег именно для вас — я-то в темноту вижу. Но…

— Но что, Федор Иванович?

— Да засмотрелся я на вас, Елизавета Алексеевна… и не удержался. Очень уж вы… прелесть вы чудеснейшая, вот и все. Я вас поцеловал, простите меня за это. Так ведь от поцелуя моего вы проснулись. Не от чего другого… Но… пока довольно об этом. Просто простите. И решайте, как поступить. Не желаете ли на время укрыться в монастыре вашей тетушки? Туда никто сунуться и досаждать вам не посмеет.

— Ах, не посмеет! — Лиза вспылила. — А почему я прятаться должна, от кого? Да, сглупила я с этим перстнем, прости меня, Господи, так не со зла же… И как они смеют… пусть бы великий князь сам шел в монастырь, если искушению противостоять не смог! А я…