Девушка из Берлина. Жена штандартенфюрера - страница 24

— Родная, ты знаешь, как хорошо я отношусь к Генриху, но всё же я не думаю, что встречаться с ним такая уж хорошая идея.

— Я с ним не встречаюсь. Он всего лишь ведёт дочь своего друга в театр. Что в этом такого?

— Он не «всего лишь» ведёт дочь своего друга в театр. Он также сопровождает её на работу и обратно, а также дарит ей непозволительно дорогие подарки.

— Он сам лично отвозит меня на работу, только если у него есть время, а в основном его водитель меня сопровождает. И это исключительно из соображений моей безопасности, всего-то. Да и слово «подарки» тоже должно быть в единственном числе: он подарил мне одну шубу, и я думаю, что это было очень мило с его стороны. К тому же, даже если его жену это не беспокоит, почему ты вдруг так реагируешь?

Мама ничего не отвечала какое-то время, а потом наконец спросила:

— Он что, ничего не сказал тебе?

— О чем?

— Его жена умерла два года назад, родная.

— Что? Как? Что с ней случилось?

— Я не хотела вникать в детали, потому что это довольно деликатный вопрос… Всё, что я знаю, так это то, что она покончила с собой. Застрелилась.

— Какой ужас!

— Да, действительно. В любом случае, теперь, когда ты знаешь, что жены у него больше нет, подумай ещё раз, правильно ли ты поступаешь.

Сказать, что новости застали меня врасплох, это ничего не сказать, поэтому мой предыдущий план скоротать время до приезда Генриха с книжкой и чашкой какао сам собой отпал. Я снова уселась у окна и начала размышлять. Я должно быть была ужасным, ужасным человеком, потому что вместо сочувствия к покойной фрау Фридманн, я испытывала необъяснимую радость за вполне живую и здоровую фройляйн Мейсснер. Пока я пыталась понять, что было со мной не так, учитывая насколько мало меня тронула чья-то трагическая смерть, шум в холле привлёк моё внимание. Я услышала голоса родителей и решила, что у нас были посетители. Для Генриха всё ещё было слишком рано, поэтому, следуя любопытству, я направилась в холл, чтобы узнать, что происходит. Визитёром был доктор Крамер, который стоял в дверях с чемоданом.

— Доктор Крамер! Какой приятный сюрприз! Я так рада вас видеть!

Я подбежала к нему и крепко обняла. Его никто обычно так не приветствовал, отчасти из уважения к его профессии, но я, пользуясь позицией младшего члена семьи, так просто свою привычку бросать не собиралась. К тому же, он всегда подкармливал меня конфетами, когда я была ещё ребёнком, а такое дети ещё долго не забывают.

— Добрый вечер, Аннализа! А ты становишься всё красивее день ото дня. Совсем взрослая.

— Спасибо, доктор Крамер. Вы к нам на ужин?

— Нет, девочка моя, боюсь, я зашёл попрощаться. — Я не могла не заметить, насколько доктор изменился за прошедший год, как из здорового, всегда улыбчивого, всегда знающего что делать врача он вдруг превратился в самого настоящего старика. — Я сначала не решался, чтобы вам проблем лишних не создавать, но потом подумал, что после всех этих лет, что мы с вами провели бок о бок, это будет просто невежливо.

— И правильно сделали, доктор. — Мой отец слегка похлопал доктора Крамера по плечу с тёплой улыбкой. — Может, хоть чаю выпьем? У вас же ещё есть время до отправления поезда, верно?

— Конечно, зайдите хоть ненадолго. — Мама уже подала знак Гризельде, чтобы та сделала чай, и доктор Крамер не смог отказать им обоим.

— Только совсем ненадолго. Не хочу, чтобы вам потом ненужные вопросы задавали.

— Но куда вы едете? — Я проследовала за родителями и нашим гостем в гостиную, всё ещё не в силах поверить, что ещё один наш близкий друг покидал нас.

— Я еду в Нью-Йорк к Адаму. После того, как правительство выпустило тот новый закон — «Закон об исключении евреев из экономической жизни страны», — как я выяснила позже из газет, закон, который по сути запрещал евреям владеть собственностью, бизнесом или даже заниматься какой-либо профессией. — Они заставили нас продать всё, что мы имели за какие-то гроши, и мне больше не за чем здесь оставаться. Раньше у меня хотя бы были мои пациенты, но почти все они разъехались или же были согнаны в лагеря. Офис по арианизации еврейской собственности забрал мою практику и дом… Не хотелось бы, чтобы они и меня в лагерь сослали, у меня же ещё сын…