Девушка из Берлина. Жена штандартенфюрера - страница 45

Все оказалось совсем не больно и не страшно, думала я и улыбалась, глядя в самые любимые глаза на свете, а именно так, как и должно было быть, когда отдаёшь человеку самое сокровенное, а он понимает это и сам мучается, сдерживает себя до последнего, только чтобы не обидеть ненароком своё новообретенное сокровище своей нетерпеливостью или слишком резким движением.

Я обняла его ногами и кивнула слегка, что можно уже и не нежничать, что можно уже было делать, что хочешь, потому что мне уже сейчас безумно хорошо, а значит дальше будет только лучше.

— Ты только моя, — шептал он мне между сбивчивыми поцелуями, — только моя, слышишь? Если другой мужчина тебя только посмеет тронуть, я его убью.

— Я сама его убью, — тихо рассмеялась я ему куда-то в горячую шею и обняла ногами ещё крепче. — Только твоя, до самой смерти.

— Ну, и как тебе замужняя жизнь, красавица? — Урсула подлила ещё кофе себе в чашку.

— Просто прекрасно, с того дня, как Генрих наконец-то нанял домработницу.

— Надо отдать ему должное, он продержался целую неделю!

— Очень смешно. После того, как он несколько раз отправился на работу голодным, потому что я сожгла завтрак, и после того, как у него закончились чистые рубашки, у него не осталось выбора. К тому же, администрация театра дала мне всего две недели отпуска, так что как только я вернусь на работу, у меня и вовсе не будет времени на всю эту домашнюю работу. Да и взгляни на размер моего дома! Ну как я могу одна с ним управиться?

— Ты можешь мне ничего не говорить, я с тобой совершенно согласна. Ещё до того, как мы с Максом поженились, я его сразу же предупредила, что мне нужна будет помощь по дому. А когда он попытался что-то возразить, я вежливо ему намекнула, что у него есть два варианта: либо приходить домой к красивой, нарядной и довольной жене, которая с радостью встретит его с работы, или к кому-то в запачканном переднике, с вороньим гнездом на голове, с потрескавшимися от домашней работы руками, насквозь пропахшей едой и слишком уставшей для выполнения каких бы то ни было супружеских обязанностей. На следующий же день он привёл горничную.

— Ну, я хоть честно попыталась, — рассмеялась я. — Поэтому Генриху жаловаться не на что. Я не виновата, что родилась балериной, а не кухаркой.

— Вот именно. — Урсула откусила ещё кусочек эклера. — Мм, какая вкуснотища! Съешь один, тебе не помешает!

— Не могу, я должна следить за весом. — Вместо эклера я оторвала виноградинку с ветки. — Никогда не думала, что быть замужем за военным имеет столько преимуществ. И откуда они всё это берут? Даже папа не мог достать каких-то вещей, а деньги у него были.

— Да тут дело не в деньгах, а в контактах. А у кого больше контактов, чем у офиса СД? К тому же, им это всё достаётся совершенно бесплатно.

— Как бесплатно?

— Ну, ты же понимаешь. Часть «благодарностями» от неких лиц за оказание неких услуг, часть конфискацией.

— Конфискацией?

— Я не очень этим интересуюсь. У каких-нибудь преступников, арестованных за антиправительственную деятельность. Или у евреев тоже, согласно программе арианизации. — Она пожала плечами. — Мне, по правде говоря, дела нет откуда всё это приходит, пока оно приходит. Как тебе, кстати, этот кофе?

— Высший сорт! Лучше в жизни не пробовала!

— И дешевле! А вернее сказать, бесплатно! — Урсула рассмеялась и доела свой эклер. — Знаешь, я буду скучать по нашим маленьким посиделкам, когда ты вернёшься на работу. А ты вообще-то хочешь туда возвращаться? У тебя же теперь есть муж, ты можешь вообще не работать.

— Я знаю и тоже буду по ним скучать. Но мы всегда будем рады видеть вас с Максом у нас в гостях. А что касается театра, то я ещё не готова его бросить. Я правда очень люблю танцевать. Кстати, я совсем забыла тебе сказать: я хочу превратить чердак в маленькую балетную залу. У меня была такая дома, но теперь мне негде упражняться, а чердак подойдёт просто идеально.

— А сейчас там что?

— Ничего, куча коробок от предыдущих владельцев. Не знаю уж, почему они их не взяли, когда уезжали, а может, кто-то жил в доме и внезапно умер, не оставив наследников, и дом перешёл к партии… Но вещи до сих пор там.