Девушка из Дании - страница 14

На следующий день то же самое произойдет снова. Это был их маленький секрет. Точнее, это был маленький секрет Герды, который она вычерчивала за спиной Эйнара. Она думала, что будет лучше обсуждать это с ним напрямую, но он был против. Может, она боялась раздавить его, или что его возмутит ее вторжение. Или, может, самый большой ее страх заключался в том, что Лили исчезнет навсегда. Съемный белый воротничок колыхнется от бега, оставив Герду одну в Доме Вдовы.

*”Полтикен” - газета, выпускаемая в Дании в то время.

*Bluetouth – дословно «синие зубы» (анг). Блютус - деревня, названная в честь одного из королей Дании, который был известен любовью к ягодам, из-за чего его зубы были окрашены в синий цвет.

Глава 3

      Отец Эйнара был неудавшимся зерновым фермером, высланным представителями общества Культивирования на пустошь, поросшую вереском. В первую ночь, навсегда покинув дом своей матери в Блютус, он поехал в Скаген на окраине Дании, чтобы забрать свою невесту из магазина, в котором шили рыболовные сети. Он ночевал в бухте-гостинице, крыша которой была сделана из морских водорослей, и проснулся на рассвете, чтобы вступить в брак. В ту последнюю ночь, вдали от крепости Харольда Синезубого, он вернулся в Скаген с телом своей жены и маленьким Эйнаром, завернутым в плед. Почва вокруг Скагена была слишком твердой и промерзшей для рытья могил, и мать Эйнара обернули в рыболовную сеть, очищенную от жабр, и опустили в ледяное море. За неделю до этого серая волна смыла в Каттегате бухту-гостиницу с крышей из водорослей, и на этот раз отец Эйнара спал в магазине, среди ржавых рыболовных крючков, шнурков, и слабого запаха примулы, - такого знакомого запаха матери Эйнара.

      Его отец был высоким, щуплым и тонкокостным. Он работал на мебельной фабрике, делая фурнитуру. Когда Эйнар был маленьким, его отец был прикован к постели. Доктор приходил редко. В течении дня Эйнар заглядывал в комнату отца, пока он спал. Он обнаруживал пену, собиравшуюся на губах отца, которая пузырилась от его дыхания. Эйнар подходил к нему на цыпочках, протягивая руку, чтобы коснуться золотистых локонов отца. Эйнар всегда хотел, чтобы его волосы тоже были настолько густые, чтобы серебряный гребень мог застрять в них, словно мишура на елке. Но еще более прекрасным, чем волосы, была болезнь отца - таинственный недуг, из-за которого кровь отступила от лица, что заставило его яйцевидные глаза сделаться в молочными и мягкими, а пальцы - желтыми и хрупкими. Эйнар заметил, что его отец - красивый мужчина, который словно бы потерял оболочку тела. Человек, отпускающий тело, которое больше ему не нужно.

Иногда Эйнар забирался в кровать из бука и спал, накрывшись с головой одеялом. Его бабушка залатала одеяло, вшивая в дыры гранулы мяты, и теперь постель пахла свежестью. Эйнар спал, с головой укрывшись одеялом, и маленький Эдвард II, свернувшись между ним и отцом калачиком, тряс хвостом по постельному белью. Собака стонала, вздыхала, а затем чихала, а после Эйнар проделывал то же самое. Он знал, что отец любил Эдварда, и хотел, чтобы отец так же любил его. Эйнар лежал в кровати, чувствуя себя слабым. Он ощущал тепло от костей отца, а его ребра были видны через сорочку. Зеленые вены на горле слабо пульсировали. Эйнар брал отца за руку и держал ее, пока бабушка, маленькая и хрупкая женщина, не подходила к двери и не прогоняла его прочь.

- Ты только делаешь ему хуже, - говорила она.

Она была слишком занята на полях, чтобы проявлять сочувствие к Эйнару. И, несмотря на восхищение, отец также злил Эйнара. Он проклинал его, когда рыл в болоте могилу, прорезая лопатой торф.

На столе, рядом с постелью больного отца, стоял овальный дагеротип матери Эйнара. Её волосы были собраны в венок вокруг головы, а глаза были серебристыми. Всякий раз, когда Эйнар брал портрет, отец отводил его в сторону и говорил:

- Ты тревожишь её.

Напротив кровати стоял платяной шкаф, где одежда его матери висела точно так, как она оставила ее после рождения Эйнара. Ящик войлочных юбок с галькой, вшитой в подол, чтобы удерживаться против ветра. В выдвижных ящиках было шерстяное белье, серое, как небо. На вешалках висело несколько габардиновых платьев с рукавами, и ее свадебное платье. Теперь оно уже было желтое, упакованное в ткани, которые рассыпались при одном прикосновении. Был еще мешок со шнурком, в котором лежали янтарные бусы, брошь с черной камеей и маленький набор драгоценных вилок.