Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера - страница 17
- Да хоть десять тысяч. Мне собака в доме не нужна!
- Но не могу же я выкинуть ее на улицу? - спрашивает она. И снова за свое: - В одиннадцатом веке королем Норвегии три года был пес.
Как же я устал от этой свихнувшейся девицы с ее младенцем, собаками и бредовыми фактами, которые вылетают из нее всегда невпопад, подобно беспорядочному тотализатору. Такое чувство, словно вся информационная картотека в ее голове перемешалась во время взорвавшейся бомбы, и теперь она выдает первое, что приходит в ее дурашливую головку. А мне-то всегда казалось, что большего фрика, чем Алекс, и найти было бы сложно... Ан-нет, есть экземпляры похуже заучки-лепидоптеролога. Поздравляю, Эмили Веллер, у вас круглая десятка по шкале идиотизма от нуля до десяти!
- Раз не можешь выставить за дверь пса, - говорю ей, сложив руки на груди, - тогда выметайся вместе с ним.
- Ты нас выгоняешь? - спрашивает она.
- Я выгоняю пса. Решать тебе!
- Отлично. - Лицо у нее делается решительным, даже каким-то пугающим, что ли. Вижу, как она целует дочь в щеку, кладет ее обратно на диван, в эту импровизированную колыбельку из моего банного халата, между прочим, а потом подхватывает пса за поводок и идет к двери.
- Эй, куда ты? - кричу я ей вслед. - Ребенка забери с собой, раз уж надумала оставить меня в покое.
- Ребенка, - произносит она с расстановкой, - ты, насколько я слышала, не выставлял за дверь, только меня и пса. Вот мы и пойдем... Будь здоров.
- Ты, полоумная, - кричу я в крайнем раздражении, - о таком мы не договаривались. Это твой ребенок, вот и забирай его с собой.
Она между тем усаживается на верхнюю ступеньку лестницы, и мохнатый монстр присаживается рядом, глядя на меня осуждающими глазами. Вот же черт, пес да с осуждающими глазами - вот это я явно загнул от усталости... Из-за стресса, связанного с этой девицей, я целую неделю хожу сам не свой, да и долгое воздержание, верно, сказывается.
- Чего ты тут расселась? - спрашиваю я. - Хочешь до белого каления меня довести? Продолжай в том же духе, у тебя это неплохо получается.
В этот момент из соседней квартиры выходит фрау Трёстер, моя давняя, горячая «поклонница», старая су... кашолка, вечно жалующаяся на шум по ночам.
- Держать животных в доме воспрещается правилами, герр Рупперт, - заявляет она без слова приветствия. - Я сообщу в управление при необходимости, так и знайте.
- А не пошла бы ты в... - кидаю я в сторону мерзкой старушонки, и та исчезает за дверь так стремительно, словно ее и не бывало. - Как же вы все меня достали, - шиплю на последнем издыхании, а потом захлопываю дверь, иду на кухню и залпом допиваю початую бутылку водки. Алкоголь расплавленным потоком горячей лавы проходит по пищеводу и оседает в желудке... Что-то похожее на эйфорию заполняет меня ровно на секунду, а потом ребенок на диване начинает недовольно попискивать, и я рычу в голос, словно раненое животное.
За что мне все это?
Чем я так прогневил небеса?
Никогда не делал ничего плохого, разве что жил в свое удовольствие, стараясь не особо обременять себя мыслями о других людях... Но разве же за такое наказывают? Особенно столь изощренным способом.
Писклявый комок продолжает подавать голос.
- Ну чего тебе опять надо? - спрашиваю я, хватаясь за голову. - Я и так скормил тебе целую бутылочку этой молочной бурды, которую твоя мамаша сцеживает из своего вымени. Уймись уже, черт в... - замолкаю, смутившись под детским взглядом. Таким внимательным и открытым... - Блин, ну чего ты ревешь? Хватит уже. - Луплю кулаком по дивану, и девчонка заходится в еще более отчаянном плаче. - Зажимаю уши ладонями, в три больших шага пересекая пространство квартиры, и рывком распахиваю входную дверь.
- Уйми уже своего младенца! - кричу спокойно сидящей на лестнице горе-мамаше. -Почему она снова орет?
- Это ты орешь, - парирует она с невозмутимостью сфинкса, - а Ангелике пора менять памперс. Можешь заняться этим, раз уж нам с Лэсси нельзя входить в квартиру.
Ребенок кричит все громче, а старуха Трёстер, верно, подслушивает за дверью.
- Иди уже в дом, - цежу сквозь стиснутые зубы.