Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера

— Кто здесь? — голос молодого человека, жесткий, с притаившейся ноткой отчаяния, заставляет его нового посетителя замереть на полпути.

— Это я, Алекс, — откликается он просто. И добавляет: — Здравствуй, Юлиан.

Парень на больничной кровати вскидывается — пазухи носа раздуваются, грудь ходит ходуном:

— Позлорадствовать пришел? Что ж, самое время.

Его брат качает головой — видеть Юлиана в таком состоянии непросто. Он, как никто другой, знает, каково ему сейчас…

— Я никогда бы не стал делать этого, ты же знаешь. — И с искренним сочувствием: — Мне очень жаль. Уверен, это не на всегда!

— Да замолчи ты, — грубо обрывает его Юлиан, насмешливо искривив красивые губы. — Только твоего сочувствия мне и не хватало. Обойдусь как-нибудь…

Алекс невесело усмехается:

— Ты не меняешься, и это по-своему закономерно.

— Люди вообще никогда не меняются, — произносит Юлиан все с той же насмешкой. — Было бы глупо надеяться на обратное!

И брат не может сдержать улыбки:

— И все-таки я верю в чудеса. Иногда даже самым отчаянным скептикам приходится признать их наличие!

— Ох, черт, — ерничает молодой человек, — я и забыл, что ты и сам у нас что-то вроде ходячего чуда… Зацени каламбур! Неплох, не так ли?

Алекс глядит на брата… с жалостью? Нет, скорее со снисходительным превосходством. Тот многого не понимает, но однажды придет и это… нужно просто подождать. И он, Алекс, умеет ждать лучше многих. Пришлось научиться — жизнь заставила.

— Вижу, чувство юмора тебя не покинуло, — отзывается он на слова брата, — а значит, не все еще потеряно. Продолжай в том же духе!

И у Юлиана даже перекашивается лицо.

— Ненавижу твои проповеднические заморочки, Репейник, — цедит он хриплым голосом. — Просто уйди и оставь меня в покое. И пусть никто больше не приходит — не желаю никого видеть.

— Даже Эмили? — интересуется его брат.

— Тем более Эмили, — зло отзывается тот. — Пусть катится на все четыре стороны! Мне наплевать.

Яростная хлесткость этих слов кажется кощунственной по отношению к яркому весеннему солнцу и трелям щебечущих за окном птиц.

— Зря ты так, — Алекс тяжело вздыхает, пытаясь скрыть одолевающие его эмоции. — Она искренне переживает за тебя… Не отталкивай ее, не надо.

Юлиан рычит, стискивая одеяло побелевшими от натуги пальцами.

— Убирайся!!! Вы все убирайтесь. И эта чертова Катастрофа в первую очередь.

Алекс отступает на шаг назад, поджимает бескровные губы, сглатывает…

— Прости, — это все, что он способен произнести, но и подобная малость воспламеняет в Юлиане новый виток неконтролируемой агрессии.

— Мне никто не нужен, — рычит он сквозь стиснутые зубы. — И никогда не был нужен… Я сам по себе, всегда так было, так и останется. Убирайся и передай это тем, за дверью. — И заключает: — Юлиану Рупперту плевать на все человечество. Особенно на некоторых особенно злостных его представителей… И на тебя в том числе. Убирайся!

Алекс больше не рискует выводить брата из себя: идет к двери и плотно прикрывает ее за собой.

Девушка-катастрофа встречает его большими, полными тайной надежды глазами.

Ему нечем порадовать ее…

Эхо неистово громыхающей музыки отдается прямо в моей диафрагме, взбивая выпитые коктейли в какую-то безумно-сумасшедшую смесь. Ощущаю, как та взыгрывает в желудке, норовя вот-вот выплеснуться наружу…

Набрался я славно. Сильнее обычного, это точно…

— «Текилу Бум», пожалуйста! — подмигиваю с интересом на меня поглядывающей пышногрудой барменше. Наверное, стоило бы плюнуть на выпивку да затащить эту легкодоступную девицу в ближайшую подсобку. От секса у меня всегда мозги на место встают, а в данном случае немного трезвости восприятия мне бы не помешало. — Не хочешь потанцевать? — любопытствую с многозначительной интонацией, заглядывая в вырез ее миникрохотного топа — не догадаться об истинном значении моих слов она просто не может.

И девушка облизывает губы:

— Через десять минут заканчивается моя смена… тогда и потанцуем. Подождешь?

— Само собой, — пожимаю плечами, прикладываясь к поданному ею напитку. Тот ожигает горло, словно напалмом… Морщусь и замечаю обращенный на себя взгляд: женщина слева… да и не женщина даже, старая кошелка, если по существу, — приподнимает стакан и изображает наше обоюдное чоканье. Автоматически отвечаю ей тем же.