Девушка по имени Москва - страница 7
– Соглашусь. А что скажешь про театр? Вот, здесь есть из детского спектакля сцена:
– Медведь, а сходи-ка ты к пчелам, – говорит косолапому Лиса.
– Зачем?
– Как зачем? Ты же любишь мед.
– Я очень люблю мед.
– Ты должен прийти к пчелам и сказать: ну-ка быстро дайте мне меда.
– А если не дадут?
– Ты медведь или панда? Топни ногой, толстопятый: «Ну-ка быстро мне меда принесите!» Как миленькие отдадут.
– Хорошо про панду, – хехекнул Кирилл. – Мишки совсем обурели.
– Я белых всегда больше любил.
– Почему белых?
– Они единственные из млекопитающих, которые людей не боятся.
– А ты боишься? – посмотрел испытующе Кирилл на Мефодия.
– Мне некогда, я работаю.
– Работаешь?
– Это не работа, по-твоему? Я же читаю.
– Работай, работай, не отвлекайся. Кстати. А что люди читают сейчас?
– В основном муру всякую.
– Какую муру?
– Либо детективы… – задумался Мефодий и снова начал гладить кактус.
– Людей всегда тянуло на преступления, – не дал ему договорить Кирилл. – Сначала их тянет, потом оно из них. На этом стоит литература, – очертил взглядом бумажную кучу Кирилл. – Достоевского читал? «Преступление и наказание»? Вижу, что не читал.
– Про преступление здесь что-то было: потерпевшая Родина рассказала, как муж методично отрезал ей по пальцу, пока не отрезал обе руки.
– Родина – это фамилия?
– Да какая разница. Была Родина – стала уродина. Вот где страшно, вот где Достоевский.
– Я почему-то вспомнил Венеру Милосскую, – беспокойно смотрел на кактус Кирилл. – Красивая Родина, но без рук. Поэтому все в итоге выходит через жопу.
– Сердца у тебя нету.
– Зато у меня есть голова. Наказали?
– Посадили.
– Посадишь такого, а что из него еще вырастет? Сорняк есть сорняк, – продолжал гладить кактус Мефодий.
– Ты про книги начал, что-то мы отвлеклись. И оставь в покое цветок. Тебе что, гладить больше некого?
…Ну что еще читают? Либо фэнтези, либо романы, – продолжил Мефодий. – Некого. А тебе что, жалко?
– Загладишь – он цвести перестанет. Так какие романы?
– Разные. В основном все названия крутятся вокруг местоимений: от меня, мне тебя, если бы не я, до него, перед тобой, под тобой, я б тебя…
– Названия интригующие, – рассмеялся Кирилл.
– Да, прямо мурашки по коже. Может, лучше к детям вернемся?
– Валяй.
– Дарите женщинам цветы, они подарят вам детей.
– Наконец-то что-то позитивное. Да, надо дарить, чего бы это ни стоило. Цветы для женщины, как включатель – оп, зажглась, засветилась, затанцевала, – согласился Кирилл.
– Но есть и другая сторона, надарили столько, что теперь воспитывать негде. Легче в университет поступить, чем в детсад. С самого рождения записались в очередь. 3 года прошло – хуй там. В прямом и переносном слове. Моему мужу пришлось соблазнить заведующую детсадом, чтобы устроить туда нашего сына.
Кирилл развел руками.
– Дети рождаются, дети становятся, все остальное в любви перемельница, все остальное в семье – пересортица, – промурлыкал он про себя стишок.
– Твое?
– Нет, так вспомнилось.
– Дети – это опорные точки отношений, опорные сваи, некогда вколоченные в ночи, чтобы не расставаться как можно дольше. – Грусть начала жевать голос Кирилла, видимо, вспомнил всех своих. Мефодий знал, что для шефа это тема больная, поэтому старался ее не развивать.
– Каждый великий роман заканчивается расставанием, – попытался подбодрить его Мефодий.
– А каждый посредственный – расстоянием, – «хе-хе» незаметно добавил про себя Кирилл, сбрасывая с мыслей тоску.
– Осень… в правом полушарии. Чувствуешь? – метнул пачку листьев вверх Кирилл.
– У них теперь долго там будет осень, а может быть, даже зима, – сделал вид, что совсем не удивился листопаду Мефодий. – «Нервы», – подумал он про себя и начал собирать с пола разбросанную бумагу.
– Ты про кризис? – подобрал листок, упавший к ногам, Кирилл. – Он у тебя в голове. Кризисы начинаются, когда человек перестает удивляться.
– Да. Зачем было так сильно пальму трясти? Кокосиков захотелось?
– Так это же левое трясло. Причем наняли обезьянок.
– Ну да, трясли левые, а упало на тех, что в правом. Теперь они пожинают плоды.