Девушка, видящая призраков - страница 11

Дальше была голова женщины. Голова отличалась от китаянок, ее волосы были длинными и в косах, но тело было далеко от головы. Длинная шея тянулась от ее головы на десятки ярдов. Ее тело плелось сзади в белом наряде из двух частей с широкими рукавами и темными узорами на накидке. Ее шея извивалась, как змея.

Мой рот раскрылся, глаза были огромными. Я словно видела курящих опиум. Я не моргала.

По земле шуршала гусеница, но она была длиной в три фута, голова была утиным яйцом. Кто-то нарисовал на яйце лицо карандашом. Голова поворачивалась и озиралась.

Разум затуманился, я словно спала. Я смотрела, как движется Ночной парад. Облако черного дыма перемещалось с ним, словно его нес ветер, хотя его не было, и дым не рассеивался, как должен был. В облачке было видно очертания лица человека из дыма.

Там шел мужчина. Его кожа была темно-синей. Он был выше, чем человек на плечах другого. Он был босым, его ноги были вывернуты, пятки спереди, а пальцы сзади. У него были длинные губы, торчали перед лицом, раскачивались, как хвост собаки. Серые птицы летали вокруг них, он говорил на их языке.

— Острый тофу? — снова спросил мальчик. Он покачивался и смотрел на меня пустыми глазами и непонимающим лицом.

Я не могла ответить, увлеченная искаженными фигурами Ночного парада. Угол Дюпона и Калифорнии больше не будет прежним. Если я смогу вернуться в тело, улицы для меня будут другими.

Трехлапая лягушка прыгала среди них. Она была размером с кошку, я слышала за ней звон монет. Она двигалась неровно, прыгала по дороге, большие глаза озирались.

Голова шла по улице. Человеческая, кроме того, что была высотой до пояса и перевернута. Волосы двигались за ней, как лапы гусеницы, вытирали дорогу. Голова двигалась дальше.

В воздухе парила, как летучая мышь над монстрами, белая женщина. Ее части. Там была голова, она была в широкополой шляпе над длинными светлыми волосами. У нее было красивое юное лицо. Мужчины влюбились бы, сходили с ума, писали бы поэмы, если бы увидели ее лицо, но ее внутренности висели под горлом. Сердце пульсировало, легкие сжимались, кишечник покачивался, пока она парила в ночи. Она была красивой и жуткой. Она источала жестокость. Я видела, как ее силуэт пролетел перед луной, и поежилась.

Мужчина с голубой кожей и большим глазом на лбу был в наряде монаха. С ним был посох, как у отца. Я слышала о голубом монахе, Лан Хешане. Путники встречали его в горах и лесах. Когда путники говорили с ним, он молчал. Но он привлек мое внимание. Его посох показывал, что он мог знать заклинания, мог следовать правилам монаха. Он мог помочь мне.

Я посмотрела на голову женщины с внутренностями. Она могла днем воровать дыхание мужчин своей красотой, а ночью отрываться от тела и парить, забирая их души. Она была смертельной и бездушной, как все в мире духов. Нужно рассказать о ней отцу. Но если он убьет ее, все решат, что китайский иммигрант убил беловолосую девушку и разрезал ее. Последствия будут кошмарными.

Толпа все шла, как поток водопада. Я устала только от того, что смотрела. Мои глаза стали стеклянными, разум едва анализировал ужасы передо мной. Существа были ненормальными, им не было места среди людей, и они нашли место в Ночном параде. Это был танец кошмаров, общество самых страшных, жутких и неприятных. Может, так белые люди видели Китайский квартал. Мы жили обществом изгоев, объединились тем, что отличались ото всех вокруг нас.

Я решилась. Я хотела поговорить с менее страшными из духов. Я выбрала монаха с голубой кожей и посохом, его одежда и бритая голова указывали, что он был искателем душ.

Я встала и пошла к нему.

— Острый тофу? — снова спросил призрак.

— Позже, — сказала я, чтобы быть вежливой. Я знала, что нельзя брать еду и напитки призраков. Он держал тофу, не настаивая, а я пошла к голубому монаху.

Что-то заскулило, меня чуть не раздавило существо в виде дивана. Волосатого дивана. Он проскакал мимо на деревянных ногах, фыркнув мне.

— Голубой монах! — позвала я, приближаясь. — Мне нужна помощь.

Он повернулся ко мне, я увидела грязь на его оранжевом одеянии. Его руки были синими, как у трупа, вдвое больше людских. Под ногтями засохла старая грязь. Он держал в одной руке посох, другой потирал грудь и смотрел на меня глазом в центре лба. Глаз был размером с кулак, выглядел скучающим.