Девушки из Шанхая - страница 50

— Я не понимала, что они говорили. Я не понимаю этот монотонный сэйяп. Я знаю только северную песню шанхайского диалекта.

— И это моя вина?

Но уже говоря это, я понимаю, что до некоторой степени несу за это ответственность. Я знала, что она не понимает диалект нашей семьи. Почему я об этом не подумала? Но Дракон во мне рассержен и непреклонен.

— Мы через столько всего прошли, а ты не нашла и пяти минут на корабле, чтобы заглянуть в инструкцию.

Когда она пожимает плечами, меня охватывает новая волна ярости.

— Ты хочешь, чтобы нас отправили обратно?

Она молчит, но в ее глазах появляются предсказуемые слезы.

— Ты этого хочешь? — настаиваю я.

Эти предсказуемые слезы падают и впитываются в ее мешковатую рубаху, покрывая ткань медленно расплывающимися синими пятнами. Но я так же предсказуема, как и она.

Я трясу ее ноги. Старшая сестра всегда права, и требовательно спрашивает:

— Что с тобой?

Она что-то бормочет.

— Что?

Она перестает болтать ногами. Ее лицо опущено, но я смотрю на нее снизу, и она не может избежать моего взгляда. Она снова что-то бормочет.

— Скажи так, чтобы я слышала, — раздраженно говорю я.

Она склоняет голову, встречается со мной взглядом и шепчет громче, чтобы я расслышала:

— Я беременна.

Мэй утыкается лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипывания. Оглянувшись, я вижу, что все вокруг либо не обращают на нас внимания, либо притворяются, что им все равно. Это очень по-китайски.

Я сбрасываю обувь и забираюсь к Мэй.

— Я думала, вы с Верноном не занимались постельными делами, — шепчу я.

— Мы и не занимались. Я не смогла, — выдавливает из себя она.

Входит конвоир и объявляет, что пришло время ужинать. Женщины суетятся, стремясь первыми покинуть спальню. Какой бы скверной ни была еда, обед важнее, чем ссора между сестрами. Каждая хочет первой узнать, есть ли в сегодняшнем ужине хотя бы несколько кусочков, заслуживающих внимания, и заполучить их. Несколько минут спустя мы остаемся наедине, и шептаться больше нет необходимости.

— Это был тот, с кем ты встречалась на корабле?

Я даже не могу вспомнить, как его звали.

— Это случилось до того.

До того? Мы были в больнице в Ханчжоу, а потом — в гостинице в Гонконге. Не знаю, когда это могло произойти, разве что когда мне было плохо или когда я лежала без сознания в больнице. Кто это был? Один из лечивших меня докторов? Или ее изнасиловали, пока мы пытались добраться до Великого канала? Я стыдилась говорить о произошедшем со мной. Возможно ли, что все это время она хранила схожую тайну? Оставив ненадолго тему отца, я задаю практический вопрос:

— Какой срок?

Мэй садится, трет глаза и смотрит на меня. В ее взгляде читается смесь скорби, унижения и мольбы. Она поджимает ноги, так что наши колени соприкасаются, медленно расстегивает галуны своей крестьянской куртки и натягивает на животе рубашку. Живот уже довольно большой, вот, оказывается, почему она почти не вылезала из мешковатой одежды на острове Ангела.

— Это Томми? — спрашиваю я с надеждой.

Мама всегда хотела, чтобы Мэй и Томми поженились. Теперь, когда и Томми и мама умерли, этот ребенок мог бы быть бесценным даром. Но когда Мэй отвечает, что они были просто друзьями, я не знаю, что и думать. В Шанхае Мэй встречалась со многими юношами — особенно в последние дни, когда мы отчаянно пытались забыться. Но я не знаю их имен, и мне не хочется забрасывать ее вопросами вроде: «Это был молодой человек той ночью в клубе „Венера“?» или «Тот американец, которого иногда приводила с собой Бетси?». Это было бы так же глупо и нелепо, как и допрос, которому я сегодня подверглась. Но и смолчать я не могу.

— Студент, который поселился у нас на втором этаже?

Я не помню о нем ничего, кроме того, что он был худой, одевался во все серое и держался особняком. Где он учился? Этого я не помню, но помню, как он склонялся над маминым креслом в день бомбежки. Он вел себя так, потому что, как и многие другие, был влюблен в мою сестру?

— Тогда я уже была беременна, — признается Мэй.

Мне в голову приходит ужасная мысль.

— Только не говори, что это капитан Ямасаки!

Не знаю, что делать, если у Мэй будет ребенок от японца. Но я с облегчением вижу, что она качает головой.