Девяносто… - страница 18

Учился я игре на фортепиано плохо. Нина Михайловна оставила меня в шестом классе на второй год. В это лето на каникулах я познакомился с Ниной Болеславовной Игнатьевой, которая совершенно перевернула моё отношение к музыке. Вот всё, что я могу написать про учебу в музыкальной школе.

В музыкальном училище на урок фортепиано я ходил домой к Татьяне Гуговне. По-видимому, помещений в здании училища не хватало и уроки проходили на дому. В училище мы собирались на занятия по гармонии и сольфеджио (преподавала Елена Владимировна Савинцева). А также мы пели в хоре и играли в ансамбле. Я, например, играл в паре с кларнетистом. В училище проводились и зачетные концерты. Играть на фортепиано как следует я, так и не научился. Правда, моих знаний и умений хватило на то, чтобы через тридцать лет помогать сыну – Петру – осваивать программу музыкальной школы. Сейчас я думаю, что методика преподавания игры на фортепиано в музыкальной школе в сороковые годы прошлого века была неудовлетворительной. Она, методика, не прививала любовь к музыке, не учила самостоятельно что-то творить за инструментом. Это и осталось во время учебы, когда учился Петя. Правда, многое зависело от преподавателя, который должен был привить любовь к музыке. Такой учитель появился в 90-х годах – Владимир Зоткин. Он смог зародить какие-то маленькие зернышки интереса к музыке.

Вот какие оценки у меня были в зачетной книжке номер 9, выданной мне в музыкальном училище 3 января 1949 года (эта книжка у меня чудом сохранилась). Первый курс – муз. литература – 5. Этот предмет вёл Александр Владимирович Абрамович. Это был невысокий пожилой человек, который был эвакуирован в Иркутск из Одессы, очень знающий предмет, говорили, что он имеет учёное звание доцента. Он начал курс с музыки позднего французского средневековья – Рамо, Куперен, Дандриё – рассказывал биографии, играл на пианино фрагменты опер, сочинения для клавесина (например, многим известную «Курочку»), пел арии, рассказывал о содержании музыки, о биографиях композиторов и т. д. Александр Владимирович был добрым, очень грамотным, обладал чувством юмора, вежливым и доступным преподавателем. На его занятиях было интересно и весело. На экзамене он поставил мне 5. Вскоре он уехал обратно домой.

У нас на курсе учился юноша – Игорь Юзефович. Его родители были хорошими профессиональными музыкантами. Отец – дирижер оркестра театра муз. комедии, мать – хормейстер. А сам Игорь был достаточно талантлив, но фантастически ленивым. Он приходил на занятия по истории музыки, но ничего не учил и ничего не знал. Когда его спрашивал Александр Владимирович, то это выглядело примерно так: «Скажи, Игорь, когда родился Бах?» – спрашивал Абрамович. Не задумываясь, Игорь ответил: «В тысяча…» – и замолчал. Абрамович бросал реплику: «Молодец, дальше». Игорь, подумав, отвечал: «Четыреста…». «Давай сначала» – сказал учитель. Игорь опять назвал цифру «с потолка» и всё начиналось сначала. Но слух у него был великолепным. После окончания училища Игорь работал дирижером оркестра театра, кажется, в Кемерово. Работал долго и хорошо. Талант был у него, несомненно.

И, наконец, за «специальность», т. е. игру на фортепиано, Татьяна Гуговна Бендлин поставила мне 4. Это я, наверно, заслужил. Я, действительно, трудился как мог и даже больше. А вот почему четверку мне поставил Абрамович – я не знаю – я учил всё добросовестно.

И вот последние мои оценки в музыкальном училище – мне обе оценки поставила Елена Владимировна Савинцева – 5 за занятия по гармонии и 3 за сольфеджио. Если по гармонии пятёрка – вполне заслужена – я гармонию понимал и все задания выполнял быстро и легко, то по сольфеджио писать диктанты… это тихий ужас (можно напомнить, что сольфеджио – это учебные приёмы с целью научиться на слух правильно написать звучащую ноту или несколько подряд звучащих звуков). Я никак не мог угадать (определить) эту звучащую ноту, хоть убей. И делал это так: со мной училась дальняя моя родственница – Грета Гросман – у неё был врожденный абсолютный слух. Какую бы клавишу на рояле ни нажал, она, не глядя, правильно её называла. Во время диктанта я просил её стоять в коридоре за дверью нашего класса и записать то, что нам проигрывает преподаватель. Потом Грета робко открывала дверь и просила разрешения передать мне ноты, где на пустой строчке она написала то, что нам проиграла – продиктовала – преподаватель. Эту «хитрость» учительнице ни разу не удалось разгадать.