Девять десятых - страница 14
Матрос двинулся было к столу, но человек в очках пересек ему дорогу и подошел первый.
— Известие о сдаче Зимнего оказалось ложным.
— Д-да. Мне звонили. Спутали со Шт-табом. Это Штаб взяли.
Человек в очках указал на Кривенко.
— Вот… это для вас, товарищ Турбин, — сказал он неопределенно, — объясните ему, пожалуйста, в чем дело. Он — артиллерист.
Турбин поднялся и вышел из-за стола на середину комнаты. Несколько мгновений он напряженно потирал руками лицо, как бы не зная, с чего начать разговор.
— В-вы говорили ему о том, что…
— Я ничего не говорил, — отозвался тот и сердито вытер мокрую щеку ладонью, — это уже вы будьте добры объяснить товарищу, что от него требуется.
Турбин обратился к Кривенко:
— В д-двух словах…
Он не окончил, — давешний моряк сделал два шага вперед и со щегольской выправкой остановился перед комиссаром, мотнув по воздуху клешами и звонко щелкнув каблуками.
— Прислан с Морского полигона в ваше, товарищ комиссар, распоряжение.
— Хорошо, — коротко ответил Турбин, — т-так вот, значит, вы и этот т-товарищ…
Он вытащил из кармана мундштук и принялся прилаживать к нему толстую самокрутку.
— В д-двух словах, — нужно возможно скорее открыть огонь п-по Зимнему. Здешние артиллеристы из к-крепости отказываются стрелять… Дело в том, что…
Он остановился, втиснув наконец самокрутку в мундштук и шаря по карманам за спичками.
— Д-дело в том, что орудия, по их словам, неисправны. То есть не только по их словам… Я обязан п-предупредить, — вдруг объяснил он, поднимая голову и растерянно взглядывая на человека в очках.
— Разумеется, это ваша обязанность, — нетерпеливо проворчал тот.
— Орудия, по-видимому, действительно н-неисправны. Здешние артиллеристы указывают на то, что н-некоторые части заржавели и с этими… как их… с к-компрессорами тоже что-то неладно. Одним словом, стрельба из этих орудий сопряжена с большим риском.
— Так вот… если вы р-решаетесь, — закончил он и, найдя наконец спички, выпустил из рта огромную струю вонючего дыма. Губы у него чуть-чуть вздрагивали от волнения.
— Нужно сперва орудия осмотреть… Может, врут, что испорчены, — хмуро проворчал Кривенко.
Матрос без всякой причины подмигнул человеку в очках, встретившему это довольно равнодушно.
— Товарищ комиссар, — спросил он у Турбина, — орудия полевые или крепостные и какого калибра?
— П-полевые трехдюймовки.
— Ах ты дьявол! — вдруг удивился матрос. — Из полевых не приходилось стрелять. Ну да ладно!.. Справимся.
На дворе стало еще темнее. Шел дождь. Сильная ружейная перестрелка слышалась со стороны дворца.
Красногвардеец, провожавший Кривенко и матроса к орудиям, поминутно вваливался в лужи, грязь летела во все стороны, он ругался, проклиная весь свет — и юнкеров, и комиссара, и своих спутников, и какого-то Ваську Гвоздева, которому доставалось больше других.
Матрос время от времени останавливался и начинал вразумлять его:
— Ты, так твою так, не имеешь права по моциону так выражаться на людей! Люди идут стрелять из орудий, которые к курицыной тетке годятся, а он выражается. Щелкну тебя по шее, враз сядешь!
Неподалеку от «лагерей» Кривенко спросил у него:
— Как тебя зовут?
— Спирькой! — весело ответил матрос.
— Да не Спирька, а фамилию скажи, — хмуро поправил Кривенко.
Матрос насмешливо посмотрел на Кривенко и свистнул.
— Спиридон Матвеевич Голубков, моряк Второго балтийского экипажа.
Голые ветлы показались за крепостными стенами — там неуклюже торчали дула орудий. Несколько солдат бродили возле них и, против всех артиллерийских законов, курили самокрутки.
В течение пятнадцати минут Кривенко и матрос с помощью солдат, державших фонари и лампы, готовивших пыжи, протиравших тряпками каналы стволов, осматривали орудия. Потом между ними произошел короткий разговор:
— Предохранителей нет, — сказал матрос.
— Ладно, нужно будет после каждого выстрела ждать по две-три минуты, — отвечал Кривенко.
— Выбрасывателей нет…
— Выбьем прибойником!
— Ржавчина во всех стволах и на всех затворах.
— Сойдет!
— У этих двух забоины в каморе, у наружного среза.
— Ну и что же, забоины… Пустяки!
— У этой трубка ударника раздута.
— Не беда!