Девять врат. Таинства хасидов - страница 53
Но он произнес лишь первую фразу молитвы: «Да возвеличится и освятится великое Имя Его…»
Далее реб Шлоймеле не молился. Он сказал: «Ангел, как и мой отец, для своего вознесения в большем не нуждается».
Реб Гершеле из Зидачойва, услышав об этих словах Шлоймелевых, сказал: «Мало детей, которые так хорошо знают, что такое отец, как знает об этом реб Шлоймеле».
Реб Шлоймеле пережил своего святого отца лишь на три месяца. Когда перед его кончиной хасиды просили его не уходить от них, он ответил им: «Как можно жить дальше, когда у нас был такой татенька?!»
Стрелисчане осиротели.
Они мечтали найти другого святого, который заменил бы им их Иреличка. Но тщетно они блуждали по свету. Им нигде не нравилось.
Но в конце концов они вспомнили о реб Йиде-Герше из Стрешина. И хасиды стрелиские стали хасидами стрешинскими. Я никогда не забуду волшебства молитвенной мелодии стареньких хасидов стрешинских. До последних дней моих она будет звучать в моих ушах.
Со стрешинскими хасидами, произносящими святые слова молитвы, нельзя сравнить ни того, кто перебирает жемчуг, ни того, кто взвешивает золото. Медленно, неторопливо и тихо плывут эти сладкие слова, одухотворенные такой скромностью и любовью и такой щемящей тоской, что этого нельзя ни выразить, ни сравнить с чем-либо на свете.
Молитва стрелисчан бывала бурной и пламенной, как выкрик цыганской скрипки. Молитва стрешинцев — протяжная, нежная песня, приглушенная сурдиной глубокого смирения и преданности. Кто не слышал ее, тот не познал истинной веры.
— Окна есть символы таинства.
— Некоторые люди непомерно худы и слабы, и многие думают, что им легко одолевать дьявола и Господу Богу служить. Это ошибка. Есть один дьявол, имя которому Костлявость. А этого дьявола одолеть и прогнать куда тяжелее, чем одолеть всех остальных.
— Можно ли человеку быть гордым и заносчивым?! Ведь в нас нет ничего от нас самих! Ведь все от Бога. Наконец, и наша набожность есть дар Божий.
— До прихода Мессии какое-то время управу раввинскую будут представлять отъявленные негодяи. Они сумеют так притвориться, что хасиды будут принимать их за настоящих святых и слепо верить им. Но в своей великой милости Господь Бог все равно будет награждать хасидов за их веру так, как если бы они верили в настоящих святых, и оберегать их от греховного влияния таких духовных вождей. Как Давид уже молился в Псалмах своих: «Укрой меня от замысла коварных, от мятежа злодеев»[24].
— В Небесной Торе 600 000 букв, и 600 000 душ рассеяно среди народа израильского. Каждая душа идентична одной букве Закона. Если бы в Торе не хватало хоть одной-единственной буквы, весь свиток был бы недействительным. Подобно тому как если бы хоть один из нас не был на своем месте среди всех прочих, мы ничего бы не значили.
Однако почему древнееврейские буквы Торы не объединены? Да потому, чтобы мы брали с них пример и хотя бы время от времени отделялись друг от друга и в уединении предавались раздумьям.
— Когда я был еще маленьким и господин учитель учил меня читать, однажды он показал мне в молитвенной книге две маленькие буковки наподобие квадратных точечек и сказал мне: «Видишь, Иреличек, эти две буковки рядом? Это монограмма имени Господня, и где бы ты ни увидел в молитвах эти две четырехгранные точечки рядом, на этом месте ты должен произнести имя Божие, хотя оно там полностью и не написано». Мы с господином учителем продолжали читать, пока не подошли к двоеточию. Это были такие две квадратные точечки, однако не рядом, а одна под другой. Я было подумал, что это монограмма имени Божиего, и потому на этом месте произнес Его имя. Но господин учитель сказал: «Нет, нет, Иреличек, это не означает имя Божие.
Лишь в том случае, когда обе точечки рядом, когда одна видит в другой себе ровню, — там имя Божие, а где одна под другой или одна над другой — там нет имени Божьего…»
— И в братоубийце Каине были искры добра. Святые, которые являют собой воплощение этих искр Каиновых, как раз и есть самые наисвятейшие святые.
— Иреличек не опасается, что будет судим за то, что он не такой великий святой, какими были Моисей или Авраам, — сказал о себе реб Иреле. — Но Иреличек очень боится, что будет судим за то, что он не такой Иреличек, каким Иреличеком должен быть.