Девять врат. Таинства хасидов - страница 85

стр.

«Бог творит миры, и Он же их разрушает», — говорит Талмуд. Это значит, что Бог не только творит миры, но в милосердии своем дарует жизнь людям дурным, хотя они своими грехами Его труды уничтожают. Стало быть, этот пассаж имеет такой смысл: Бог творит миры и тех, кто их разрушает.

Почему святая книга Зогар покаяние называет «Матерью»?

Потому что душа человеческая выходит из покаяния такой очищенной, как чистая душа новорожденного, который только что вышел из материнской утробы. (Еще ребе реб Бер из Межерича учил, что образ лица матери рождает в человеке мысли о покаянии. См. также.)

Стих псалма «Моисей и Аарон между… призывающими имя Его»[39] означает, что дух Моисея и Аарона воплощается в людей, которые искренне служат Богу.


Я снова забыл упомянуть об одной чрезвычайно важной вещи! Святой Диврей Хаим из Цанза, ученик Провидца, был воплощением древнееврейского поэта Авигдора Каро, чьи кости покоятся на старом еврейском кладбище в Праге.

Врата девятые

Поэтому все вы, коль жить хотите,

со мной в другие Врата войдите

и там прочтите:


как в начале мира вино перебродило, или Как кровь в святую превратилась. — Какой поступок Святой Дед совершил и почему на слово Пинхесла на Небе всяк внимание обратил. — И какой конец у нашего рассказа был. — Сынок богатея так упорно грешит, что потом аж с постели на пол летит. — Как святой рабби Пинхесл небесный суд в дураках оставляет и чахоточного больного спасает. — До чего же скромен он и как сына своего обожает и даже недруга уважает. — Затем следует, почему гордый человек в пчелу воплощается, или как святой рабби Пинхесл пословицами гоев восхищается. — Он неправду никогда не говорит, ой, и от всей души то же самое торгашам велит. — Что песенка его есть сам Господь Бог. — Как пташки слетаются и пением его восторгаются. — Как ловко его сынок в ремесле разбирается, или какая мука его внукам достанется.

Загадочен мозг Величия и Мудрости;

пятьдесят врат Света открыты ему.

Но как солнцу полдневному нельзя блеска добавить,

так и царя нет нужды восхвалять.

Какой ни была бы ему похвала,

в ответ — лишь молчанье и тишина.


Наш учитель и наш повелитель

СВЯТОЙ РАББИ ПИНХЕСЛ ИЗ КОРЕЦА,

да хранит нас бесконечно ярко Свет его заслуг!

В мире грядущем мы не будем пить молодого вина. В мире грядущем вино будет старым-престарым и драгоценным. «Вино, которое бродит от начала мира в своих гроздьях». Это обещает Талмуд всем праведным.

Кровь, что текла в венах святого рабби Пинхесла из Кореца, была столь же драгоценной и столь же старой, как и чудесное вино мира грядущего.

Однажды Пинхесл тяжело заболел. Случилось это еще при жизни святого Бааль-Шема, и реб Пинхесл тогда был еще очень молод. Как выяснилось, ничего не могло помочь Пинхеслу, кроме кровопускания. И тогда святой Бааль-Шем сказал фельдшеру: «Следи в оба, чтобы надрез был на нужном месте и чтобы ни одной лишней капли крови не вытекло из этого юноши, а ровно столько, сколько надобно для его выздоровления. А если в тебе нет уверенности, тогда отстранись. Я лучше положу свою руку на его руку и сам разрежу себе собственную, но не допущу, чтобы хоть единая капля его была пролита зря. Кровь этого юноши бесконечно дорога мне. Это чудотворная жидкость. Она создавалась от начала мира».

Так говорил тогда святой Бааль-Шем. Да хранит нас Свет его заслуг!

Долгие годы жил святой рабби Пинхесл в одном маленьком местечке, людьми не замеченный и никем не признанный, и втайне служил Господу Богу. Жил в большой нужде. Он и его жена и дети.

Это было во времена Святого Деда из Шполы. Святым Дедом мы называли Лейба из Шполы, поскольку он научил всю неграмотную общину читать молитвы, так же как дедушки обучают своих внучат.

В общине Святого Деда из Шполы был один несчастный хасид, хотя он и владел земными богатствами, как редко кто другой. А несчастен он был потому, что не имел детей. А кто не имеет детей, тот проклят Богом. Так говорит Талмуд. Если я не ошибаюсь, хасида того звали Занвл.

Напрасно милый Занвл просил Святого Деда походатайствовать за него перед Всевышним, чтобы Он наградил его сыном. Чтобы был кто-нибудь, кто помолился бы за спасение души его, когда однажды Господь Бог призовет его к Себе.