Девять врат. Таинства хасидов - страница 97

.

Пожалуй, против этой логики ничего нельзя возразить. Даже с точки зрения тонкой этики любавичских хабадников[42], а уж о нас, о белзских хнёках, и говорить не приходится. Но есть тысячи иных причин, которые могут по праву возбуждать всеобщее негодование. Достаточно упомянуть, что в Коцке на Пейсах крошат мацу в кофе или в суп, чего не делают никакие другие хасиды, даже самый последний, никудышный из них. Или, к примеру, милые кнедлички Бааль-Шема из толченой мацы, которые мы, все остальные хасиды, обычно едим только на восьмой, последний, день праздника, коцкие хасиды едят с первого же праздничного вечера. Поэтому белзские хасиды совершенно справедливо сочинили про них фразу, ставшую крылатой: Они думают о кнедличках, а не о свободе и спасении в святой беседе…

Рассказывают, что однажды коцкие хасиды решили, что все три дня не будут надевать молитвенные ремешки. Якобы для того, чтобы видеть, какие последствия может это возыметь на ход мировых событий. Мне не известно, чем кончился этот опыт и какие он имел последствия. Однако сомневаюсь и боюсь, что такое кощунственное искушение Господа Бога вообще допустимо. Но кто знает?! Злые языки даже утверждают, что якобы коцкие хасиды ели мясо гусей, насильно откормленных еловыми шишками или кукурузой. Но это, скорее всего, пустая болтовня! Хороши были бы эти хасиды!

Чтобы хоть немного разобраться в этой толчее коцчан, нужно по-быстрому повторить генеалогию коцких святых. Мы уже знаем, что наш святой ребе реб Шмелке из Микулова имел ученика по имени реб Мойше-Йиде-Лейб из Сасова. Ну а учеником святого рабби Мойше-Лейба был Святой Иудеянин. Святой Иудеянин, который нередко наезжал к святому Провидцу Люблинскому и к святому Проповеднику Козницкому, в свою очередь имел ученика по имени реб Буним. Реб Симха-Буним из Пшисхи. Его учеником был ребе реб Менделе из Томашова, который позже стал коцким рабби, и, наконец, учеником реб Менделе был реб Иче-Майр, известный под именем Рима Мудрого, ставшего славным рабби из Геры. Этого нам пока достаточно.

О святом ребе реб Шмелке я вам в свое время рассказывал. Теперь расскажу вам и о его ученике, святом рабби Мойше-Йиде-Лейбе из Сасова — да хранит нас Свет его заслуг. Напомню вам: это тот самый, который когда-то со святым ребе реб Шмелке в квашне переплывал Дунай. Мойше-Лейб был веселый парень. А веселый парень и товарищей любит веселых. Когда ему не надо было учиться, он играл с ними и проказничал. Отец смотрел на это без восторга, но помалкивал. Однако отцу было уже не до шуток, когда Мойше-Лейбичек заявил однажды, что новый путь к Господу Богу, какой тогда из края в край Польши проповедовали хасиды, ему вполне по душе. А уж когда в один прекрасный день сынок внезапно собрался и ушел из дому, отцу и вовсе стало не по себе. Причем сынок пошел не в какую-нибудь высшую талмудистическую школу или в иешиву в Вильне или во Львове, что в конце концов порадовало бы отца, а в Микулов. Это было ужасно! Именно в Микулов, к святому ребе реб Шмелке. Дома отец бранился на чем свет стоит. Да что толку! Сперва он было решил, что сына уже знать никогда не захочет. Позор-то какой! Сын изрядного талмудиста подался к глупым хасидам! Но потом сказал: «Однако это мой ребенок. Когда возвратится, проучу его как следует!» Сказал и пошел купить розги. На следующий день их выбросил. Почему? Да потому, чтобы купить другие, более колючие. Делал он так изо дня в день, все то время, пока его сын учился в Микулове служить Господу Богу. Маленькие зеленые вербные веточки, листики которых мы сшибаем об пол молельни в праздник Гошана раба, мы не разглядываем с таким наслаждением, с каким дорогой отец каждый день смотрел на новые розги. «Погоди, я задам тебе перцу!» — говорил он про себя, успокаивая душу. Но так и не задал ему ничего. Ибо, когда наконец сын воротился, это был уже не какой-то там Мойше-Лейб! Это был уже святой рабби Мойше-Лейб — и он принадлежал не только ему, отцу, а нам всем, всему Израилю.

И не только Израилю принадлежит святой рабби Мойше-Лейб из Сасова — он принадлежит всему миру. В одну прекрасную ночь сидит Мойше-Лейб дома и изучает Талмуд. Господу Богу служит! А когда святой служит Господу Богу, весь мир смотрит на него и всякая тварь слушает его в немой преданности. Но вдруг покой Мойше-Лейба был нарушен стуком в окно. Да таким сильным, что стекло чудом осталось целым. Конечно, это не иначе как гой. Еврей так бы не грохал. Святой рабби Мойше-Лейб выглянул в окно и — о Боже! — точно, гой, да к тому же пьяный! Вот именно — пьяный мужик! Вы, конечно, знаете, на что такой мужик способен?! А этот пьяный просит о ночлеге! Услышал реб Мойше-Лейб, что пьяный просится переночевать, и испугался. Чуть было не рассердился: какой нахал этот гой, как он смеет мешать ему, Мойше-Лейбу, служить Господу Богу! Но святой рабби Мойше-Лейб вдруг одумался и не рассердился, не позволил вспыхнуть своему праведному гневу! А что сделал святой рабби Мойше-Лейб? Он встал, подошел к двери, открыл, расстелил свою постель и уложил в нее