Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда - страница 45

Иными словами, русский генофонд сформирован той частью восточных славян, которая вобрала в себя другие группы восточноевропейского населения и стала центральной составляющей генофонда Восточной Европы» (245).

Итак, мой комментарий: в ареале «Восточной Европы» (который таковым не является) «русский генофонд» (который таковым не является), определенный по «среднерусским значениям» (которые таковыми не являются), объявляется «центральным» (читай: промежуточным) между «восточноевропейским населением» (читай: между финнами и белорусами). Ни рыба, ни мясо. Но, как станет ясно из дальнейшего, внутри этого ареала мы, русские, не однородны, а показательно гетерогенны. Аномально отличаясь этим не только от весьма гомогенных западных европейцев, но даже от украинцев, поляков, белорусов, вроде бы родственных нам. От всех нормальных народов, в общем.

Сборная солянка, одним словом. Или мусорный бак на задворках Европы — какими глазами посмотреть. Пропагандисты из Третьего Рейха дорого дали бы в свое время за книгу Балановских, ибо сами не додумались бы так написать.

Не знаю, кого как, а меня такие выводы не радуют. Единственное утешение — глубокое сомнение в оправданности метода (не инструментария!), которым эти выводы добыты.

Однозначный ответ на этот вопрос в книге Балановских найти трудно. Ведь он равносилен вопросу о генетическом ядре, отличающем нас от других народов мира, или об этнической границе, отделяющей всех русских от всех нерусских. А эту границу должны определять, в первую очередь, гены. Но Балановские принципиально против такого понимания генофонда. Попытку выделить «ген русскости», генетическое ядро русского народа и т. п. они считают заведомо несостоятельной, а потому и не пытаются. Их главный тезис: «”Русских генов” — нет!» (314).

Является ли, тем не менее, русская этническая граница четкой или расплывчатой? Ответ Балановских противоречив.

С одной стороны, авторы подчеркивают феноменальную эндогамность русских: «Основной массив русских заключал браки по поговорке “хоть за курицу, да на свою улицу”, и именно этот массив определяет структуру генофонда» (171). Иными словами, русские сохранились как русские именно потому, что всячески избегали этнически смешанных браков. Следовательно, представляют собой какую-никакую цельность и особость.

С другой стороны, авторы никогда не упускают малейшего случая напомнить о современной, древней и древнейшей метисации, если таковая имела (или даже могла иметь) место быть у наших предков. Более того, они возвели факт славяно-финской смешанности отдельных русских популяций (на востоке и отчасти в центре русского ареала) в перл творения и объявили эту смешанность конституирующим признаком русскости.

Вопреки разысканиям антропологов, установивших биологическое единство русских на всем пространстве их сколько-нибудь компактного расселения от Калининграда до Владивостока, Балановские увлеченно педалируют теоретическую невозможность сохранения русскими этого единства за пределами «исконного» ареала расселения:

«Огромный современный ареал русского народа включил территории, коренное население которых генетически было совершенно иным: Урал, Сибирь и Дальний Восток, Северный Кавказ и Закавказье, Среднюю Азию…Русское расселение на обширных территориях должно было привести к изменениям как в генофондах коренных народов (которые смешивались с русскими), так и в генофонде русских популяций на новых местах обитания (которые смешивались с коренным населением). Даже если бы смешения были невелики, их генетический результат был бы существенен — слишком сильно различались два контактирующих генофонда. Но исторические источники однозначно свидетельствуют о большой интенсивности смешений».

Авторы, однако, не ссылаются на эти источники, почему-то. А интересно было бы на их взглянуть, поскольку по моим данным нет никаких оснований преувеличивать ни такую интенсивность, ни, что гораздо важнее, ее последствия.

Это в теории кажется, что огромная Сибирь должна была переварить сравнительно немногих русских пришельцев, сильно изменить их генофонд. На деле же одна из главных причин сравнительно быстрой и легкой колонизации этих пространств состоит в их не просто малой — ничтожной заселенности. Почему Западная Сибирь оказалась покорена Ермаком во главе менее 550 казаков? Да потому, что она вся насчитывала не более 30 тысяч т. н. ясачных (т. е. плативших ханам подать) людей, разбросанных по этой необъятной территории! (Вся армия хана Кучума не превышала 10 тыс. человек.) За первые сто лет колонизации это количество сократилось до трех (!) тысяч. Неужели можно думать, что такая прививка способна не то что сформировать новый генофонд за Уралом, но хотя бы поколебать его русскую идентичность?!