Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда - страница 9

стр.

.

Прелесть приведенного примера в том, что пигмеи — не просто этнос, такой же, как все прочие, но мутировавший некогда в сторону захирения (как считали когда-то): нет, это, по мнению современной науки, вообще особая субраса! Она существует изначально как непреложная биологическая данность более высокого порядка, чем этнос. Тем не менее, определить ее по языку — невозможно. Расово-этническая идентичность есть, а языковой — нет! Ну, а кем себя считают пигмеи, каково их этническое «самосознание» — это вряд ли вообще кого-то интересует. Ибо кем бы они себя ни считали, на каком бы языке они ни говорили, одного взгляда достаточно, чтобы сразу определить: пигмеи! И никто иной!

Категоричность Балановских, избравших такие критерии этничности, как самосознание и язык, кажется удручающе излишней в свете этих (и множества подобных) данных.

ПРОБЛЕМА МЕТОДА: АРЕАЛ ГЕНОФОНДА — ИЛИ «ГЕНОФОНД АРЕАЛА»?

На втором месте по размеру вызываемых сомнений (после критерия этничности) стоит тезис авторов об ареале генофонда.

В хитросплетении авторской аргументации необходимо разобраться досконально, это важно для общего понимания книги.

Авторы постулируют: «Ареал русского генофонда — территория, населенная русскими» (24). Прекрасно сказано! Ясно и понятно.

На первый взгляд.

Но как определить, без предварительного генетического анализа, русскими ли заселена данная территория или еще кем-то? Не верить же, в самом деле, людям на слово! Нужен объективный критерий.

Перед нами — заметная проблема метода, весьма не новая, в частности, для социологов. Куда ни кинь, наталкиваешься на необходимость первоначального отбора, вынужденно условного. Характер условности — главный камень преткновения: кто и по каким критериям будет отбирать? Нужно быть максимально откровенным и точным, решая этот вопрос, не вуалируя научные принципы никакими побочными соображениями.

Балановские, ограничив ареал русского генофонда Русской равниной, записали, таким образом, в русские лишь гипотетических потомков восточных славян, некогда населявших некоторую часть территории Древней Руси (не всей). Это кажется странным, ведь русские массово и компактно живут и за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке, на Украине и в Новороссии, и в Крыму, и на Южном Урале, и на Северо-Востоке Эстонии, не говоря уж про целиком генетически русскую (по данным Балановских) Белоруссию.

Получается, что из исследования выпали немаловажные части именно той самой русской популяции, которую надлежит исследовать. Что в корне противоречит авторскому определению ареала русского генофонда — постулату, приведенному выше.

Что же помешало авторам, анализируя последовательно одну часть русской популяции за другой по всей гипотетической территории расселения (в соответствии с собственным постулатом), фиксируя их генетическую общность и отталкиваясь уже от нее, со всей определенностью судить и о наличии некоего условно русского народа, и об ареале его расселения? Ведь они сами указывают: «Целые области пространства характеризуются сходными значениями генных частот» (16); вот по этим значениям и определяли бы популяцию…

Помешало отчасти своеобразное (слишком!) представление о популяции, о чем речь впереди. Отчасти тот факт, что русские, в отличие от белорусов или поляков, есть популяция разделенная, отдельные части которой находятся друг от друга на заметном генетическом расстоянии, что затрудняет (хотя и не делает невозможным!) выведение некоего общего для всех частей генетического «знаменателя».

Но главное — помешало именно то самое представление об этносе как небиологической сущности, о котором шла речь главкой выше. Коготок увяз — всей птичке пропасть.

Но это бы полбеды. Беда в том, что сильно ошибется тот, кто подумает, будто авторы и впрямь вознамерились исследовать «русский генофонд», как обещает нам название книги.

Самым парадоксальным образом авторы-биологи утверждают: «Прежде всего подчеркнем, что генетические границы не имеют никакого отношения ни к политическим границам (которые определяются политической ситуацией), ни к этническим границам (которые определяются этнической самоидентификацией группы населения)» (301).