Диалог с православием - страница 8

Это и есть самый великий пример контекстуализации: Бог стал человеком. Этот аспект воплощения Христа — образец для подражания всем благовестникам и миссионерам. Мы должны максимально отождествиться со своей аудиторией, т. е. «стать одним из них».

Господь Иисус не только стал подобен всем людям, но и разговаривал с каждым человеком индивидуально, на его языке. Благовествуя отдельным людям, Он учитывал интересы, понятия, образование, верования, убеждения и заблуждения каждого своего собеседника. С самарянкой Он начал вести разговор о воде и ее мужьях (Ин. 4). Фарисею Никодиму намекнул на ветхозаветное обетование о возрождении Израиля (Иез. 37:1-14 и Ин. 3:3-10). Богатому юноше указал на чрезмерную привязанность к богатству (Мк. 10:21-22). В разговоре с законником Христос опирался на закон (Ак. 10:25-26), а в беседе с саддукеями, которые признавали авторитет только Пятикнижия, сослался именно на него (Мк. 12:26-27).

Если мы хотим сделать весть о Боге понятной для людей, то должны говорить с ними на их языке не только в лингвистическом смысле, но и в смысле приспособления к их культуре, к их менталитету. Для этого нужно знать, во что они верят, какие у них религиозные и культурные ценности, каковы особенности их мышления. А чтобы понять верования и менталитет человека, необходимо вести с ним диалог, развивать общение. Поэтому благовестники особенно должны внять призыву Иакова быть «скорыми на слышание и медленными на слова» (1:19). Сначала нужно не говорить, а задавать вопросы и по-настоящему слушать! Вопросы настоящие, с искренним желанием понять собеседника, а не для того, чтобы загнать его в заранее подготовленную колею «презентации евангелия». Ни в коем случае нельзя просто вываливать шаблонную «презентацию» на всех одинаково. Только узнав о представлениях собеседника, следует начинать излагать евангелие, отталкиваясь от того, что ему уже известно, пользуясь его представлениями, знакомыми ему примерами, опираясь на элементы его религии и философии, которые могут иметь связь с христианской вестью и вообще с истиной.

Один интереснейший пример культурной адаптации изложения евангелия описан в фильме «Дитя мира» о служении Дона Ричардсона среди людоедов Новой Гвинеи.

Наиболее явно принцип контекстуализации был выражен апостолом Павлом применительно к его собственному служению:

Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для иудеев я был как иудей, чтобы приобрести иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых. Но все это делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его.

1 Коринфянам, 9:19-23

Апостол говорит о том, что он приспосабливал свое служение к культуре и мышлению разных категорий людей. Он подстраивал под них свое поведение и формы служения и проповеди, не меняя при этом само содержание. Давайте рассмотрим два библейских примера того, как Павел это делал.

В книге Деяний (16:1-3) упоминается случай, когда Павел сделал нечто, чтобы контекстуализировать свою миссию среди евреев. Его новый ученик Тимофей был сыном грека и еврейки.

Он не был обрезан, т. е. не присоединился к иудаизму через специальный обряд. Если бы апостол просто взял его с собой, Тимофей не смог бы помогать ему в служении евреям. Иудеи вообще не захотели бы общаться с «необрезанным» язычником. Поэтому Павел предлагает Тимофею принять обрезание только ради того, чтобы стать культурно-приемлемым в еврейской среде. Мотив апостола — «ради иудеев» — особенно важен, поскольку из послания к Галатам мы знаем, как строго Павел выступал против обрезания, когда оно навязывалось как одно из необходимых условий спасения.

В следующей главе (Деян., 17) уже говорится о служении Павла язычникам. Апостол попадает в Афины — культурную столицу Греции, город греческих богов и философии. Осмотрев местные достопримечательности, Павел вовсе не умилился «богатым культурным наследием», как любят говорить сегодня. Напротив — он возмутился духом, видя языческую тьму идолопоклонства (с. 16). Но когда позже ему представилась возможность выступить перед этими любителями новых учений, как начинает апостол свою проповедь? Может быть, он гневно обличает их духовную тьму? Может, он сразу указывает на заблуждение и погибель язычников и предлагает им весть об истинном Боге? Апостол начинает свою речь весьма неожиданно: